— А вот и не сможешь. На середине лед тонкий. Может, его там вообще нет.
— Ой-ой-ой! — Он разбегается и начинает скользить. Он кувыркается и дурачится на льду, потом выскакивает на берег. — Давайте попробуйте! — кричит он своим друзьям.
— Ну уж нет!
— Нашел дурачков!
— Цыплячьи души, — презрительно усмехается он и снова выбегает на лед. Теперь он на нем прыгает. — О, я мальчик реки, — поет он. (На самом деле, в этой песне поется о девушке реки.) — Моя лодка — игрушка! Она веселая, как хлопушка!.. (Он придумывает слова сам, высмеивая песню.)
Внезапно он пронзительно кричит:
— Убить! У-уби-и-ить!
Он дико машет руками. И бежит на середину реки. Дальше, дальше…
Мы смотрим оцепенев. Он уже в сотне, тысяче пядей от берега. В своей зеленой курточке он похож на листик, гонимый ветром. Потом. он уже не больше травинки. А потом исчезает совсем. Я чувствую легкий треск под ногами. Там, далеко, лед преломился.
И на реке произошла смерть. Потому что я написала на ней свое имя.
Но я не виновата! Я не виновата в этой смерти!
Я боцман из Молнии, счастливая и страстная женщина. Как можно совмещать эти качества? А она может. Я знаю, потому что она — это я. Она горит, словно языки горючего газа в кальдере за городом; а изнутри ее иссушают страсти, которым она не дает вырваться наружу…
Я множество жизней, переплетенных между собой и сливающихся воедино. Все путешествия и приключения, о которых я мечтала в детстве и которых меня внезапно лишили, — вдруг стали моими; они разливаются, переполняют меня…
Я Неллиам, пожилая глава гильдии… Неллиам? Глава гильдии из Гэнги? Но как же так?.. Я в Веррино, живу в доме хозяйки причала. Я здесь уже несколько недель, мы ведем переговоры с Наблюдателями. Возможно, я не лучший посредник, поскольку мне так трудно забираться на Шпиль… Но я встречаюсь с одним молодым человеком на нейтральной территории, обычно это какой-нибудь винный ресторанчик, которых здесь полно. У него медная кожа, блестящие глаза и дерзкий маленький нос. Если бы я была на сорок лет моложе и глупее, чем сейчас…
(У меня екает сердце — этот молодой человек, несомненно, Хассо, мой бывший любовник на одну ночь, который первым сорвал цветок моей невинности.)
С другой стороны, с точки зрения человека, который может оглянуться на тысячи дней своей прошедшей жизни, я, может быть, подхожу для его замысла лучше всего. Но это только может быть.
Поэтому я позволяю себя немного поуговаривать, а потом соглашаюсь, словно я собираюсь его соблазнить. И только изредка я теряю терпение.
Мы о многом договорились в принципе и даже начали работать. Но теперь мне нужны панорамы западного берега, которые Наблюдатели собирали и хранили сотню лет. Я хочу, чтобы их отвезли в Аджелобо, где их скопируют мастера и напечатают в виде карты-справочника, которую потом смогут скорректировать наши сигнальщики.
Вся информация, которую собрала Йалин, тоже войдет в этот справочник. Это будет вторая Книга Реки — призрачный путеводитель по миру, о котором ничего не известно. Или, может, лучше назвать его Книгой Преданий, поскольку его тираж будет строго ограничен. Никаких дополнительных или пиратских изданий, об этом я позабочусь. Издатели Аджелобо очень зависимы от нас в смысле перевозок.
Сегодня канун Нового года, и ресторанчик освещен китайскими фонариками. В этот вечер народу немного; большинство людей готовятся к завтрашнему празднику. Две женщины реки что-то обсуждают. О чем-то задумался старик. Двое влюбленных — муж и жена, судя по всему, молодожены — о чем-то шепчутся в уголке.
И больше никого, только Хассо и я. Старость уговаривает молодость — только Хассо не такой уж простачок, он учтив и осторожен. Может, до ночи я управлюсь.
— А какие у вас гарантии? — спрашивает он.
— Слово чести, — повторяю я. — С вашими панорамами ничего не случится. Мы просто их одалживаем. Вернем меньше чем через год. Нам потребуется примерно такое время.
Огоньки мерцают вокруг нас. Должна быть еще приятная музыка. Но нет, от музыки я засыпаю…
— Хорошо, я верю вам. Я спрошу…
Мы договариваемся о встрече после Нового года в этом же ресторанчике, здесь снова должно быть тихо после всех пирушек и гуляний.
Но когда наступает новогодняя ночь, в ресторанчике совсем не спокойно. В нем сутолока и гул голосов. Потому что голова черного течения прошла Веррино. Теперь все рассказывают друг другу, как это было, приводя самые противоречивые объяснения. Вместо мира и покоя — кромешный ад.
Ночь черная, как течение, которое ушло от нас. Маленькие фонарики освещают только крошечное пространство вокруг себя, отвоевывая его у наполненной страхом тьмы. Толпы людей собрались в нашем и других ресторанчиках, подальше от обнаженной реки.
Я знаю, что я, Неллиам, умру… Умру скорой и страшной смертью. Я пытаюсь заставить ее встать и уйти, пока есть время. Но у меня ничего не получается; ноги Неллиам не слушаются меня, Йалин.
Неудивительно, что Хассо опаздывает. Он залпом выпивает два стакана вина, а потом шепчет мне, что Наблюдатели видели голову Червя в свои телескопы. Я едва слышу, что он говорит, кругом стоит такой шум.
— Ты не мог бы говорить громче?
Он откидывается назад, насупившись, явно обиженный.
— Прости, Хассо, но у нас мало времени. Прости мою раздражительность.
— Ладно, все в порядке. Я понимаю. Так вот… Внезапно со стороны реки раздается пронзительный
визг. Шум в ресторанчике мгновенно стихает, потом поднимается снова. Люди вскакивают и выбегают на улицу.
— Подождите здесь! Я сейчас. — И Хассо тоже убегает. Потом начинается вот что. Над крышами пролетает
какой-то дымящийся красный свет. Кто-то кричит: «Пожар!» Потом раздается оглушительный взрыв, и китайские фонарики разом гаснут.
Хассо прибегает назад, едва переводя дух.
— Вооруженные мужчины. Наверно, с запада! Пошли скорее на Шпиль! — Он хватает меня за руку.
Но я останавливаю его.
— Мой дорогой мальчик, я не полезу на Шпиль, даже чтобы спасти свою жизнь.
— Да это же!.. Неллиам, я помогу вам. Я понесу вас на руках.
— Нет, иди один. Я буду тебе только мешать, ты можешь погибнуть из-за меня. Только обещай мне одну вещь. Обещай, что будешь говорить правду там, наверху.
— Правду?
— Наблюдай! Держись в стороне! Записывай все, что видишь. А теперь иди. Иди! Или я рассержусь.
Он не знает, что делать. Разумеется. Но ужас и смерть приближаются с каждой минутой.
И он уходит. Но сначала, неизвестно зачем, страстно целует меня в мой мудрый лоб.
Я снова наполняю стакан. Стыдно бросать такое прекрасное вино. Я потягиваю его и жду.
Но смерть, когда она приходит, оказывается совсем не такой блаженной и быстрой, как я ожидала.
И ею все не кончается…
И тут я начинаю кое-что замечать. По какой-то причине мое внимание уже не отвлекается
