лучше! Так что, засранцы, — Господь-Аллах упаси — напоретесь — давайте деру, как можно дальше… если времени хватит, конечно, за охраняемые им границы успеть смыться!
Возблагодарим Господа-Аллаха, мало их! Дорогая была штука… да и ненужная, в общем-то. Против глубинных фугасов и вовсе никчемная. Как „шайтан-червей“ в серию запустили, так и доты потеряли свое значение. Те, понимаешь, могли подземную защиту взламывать. Ну, правда, к тому времени и война к концу подошла…»
Аминь всем ушедшим. Не нам их судить — ни врагов, ни правоверных.
Аминь!
На «хитрый» дот они напоролись часа через два после того, как снова двинулись в путь.
Ох, недаром Егору дедушка снился, недаром! Плакал старый… и все руки к внуку протягивал, помоги, мол! Он, хоть и горбатый был — еще в юности взрывной волной о стену шарахнуло, — но сильный… красивый. Глаза синие… как небо! До самых последних дней никому за собой ухаживать не позволял… сам, все сам.
А тут плачет и не может трясущимися руками ген-галеты краюху разломить… И мулла-батюшка рядом стоит, скорбно так… и не помогает старику.
«Попрощайся с дедом, Егор, — говорит, — отходит он!» — и мертвецкую начинает… это при живом- то! При живом еще человеке!
А голос тверд, хоть и сквозит в нем скрытая тайная мука: «Господь-Аллах — пастырь мой; вовеки теперь я ни в чем не буду нуждаться! Только Ты упокоишь меня на тучных полях и уведешь меня к водам тихим, обильным, укрепишь душу мою, направишь меня на пути Правды ради имени Своего.
И когда я пройду долиною смертной тени, я не убоюсь зла, потому что Ты со мной!
Твоя власть, Твоя любовь — они успокаивают меня.
Ты приготовил предо мною трапезу на виду у ныне бессильных врагов моих! Ты гладишь голову мою; вот и чаша Судьбы моей преисполнена.
Благость и милость Твоя, они сопровождали меня во все дни жизни моей.
И я пребуду в доме Господнем — многие дни!»
Тут Егор и проснулся.
Скрипели борта грузовичка. Ромка-джи, откинув дверь-полог фургона, пытался помочиться на ходу прямо через задний борт. Грузовик оступился, и Ромка-джи с проклятием окатил как дверь, так и собственные колени…
Пахло свежими ген-галетами. Савва тут как-то объяснил им мимоходом, что «ген-галетами» их кличут по невежеству. Ничего генетически измененного в них нет. Нанотех нанотехом… от Установки. Просто прижилось такое название, вот и все. А Юсуф упоминал о том, что глюкоза как источник энергии для мышц машинных и сладкая глюкоза, которую человек пьет, — два разных вида. А называются они одинаково.
«Век живи, век учись! — пришел к выводу тогда Егор. — Никогда бы не подумал отчего и почему все это…»
После кошмара есть совсем не хотелось, и Егор, свернувшись калачиком, просто молча смотрел. Комбинезон потихоньку поддувал приятную прохладу. Под головой уютно покачивался рюкзачок. Зия опять слушал дутар — а приятная, надо сказать, у него записана музыка! — проглядывал какие-то научные файлы, одновременно потягивая ген-кумыс с двойной дозой глюкозы — это он любил, не меньше, чем науку свою, — и вспоминая последние события: «Вчера, считай, весь день то с Москвой переговаривались, то с Комбинатом, то со старостой Володей. Слава Господу-Аллаху, на кровную месть все-таки не напоролись, что бы там ни болтали Ромка-джи и перепуганный староста. Да и рассудить здраво — на кой ляд эта самая месть тому же комбинат-мастеру? Его дело привычное — все секреты только у него… Кто еще на Челябинск и Полевской аккумуляторы гнать будет? Да, считай, весь Урал только Комбинатом и живет в том, что аккумуляторов касается.
Хотя это не так уж и заметно в повседневной жизни пустыни. Много ли их надо, этих батареек и аккумуляторов? Вон, у меня в комбинезоне три штуки стоят… так еще от деда! Так они и до внуков, поди, доживут — благо, что дед их ставил еще на моей памяти. Полураспад у них двадцать девять с половиной лет — а прошло всего лет восемь. Тем паче что это так… на подкачку нанотеха… а солнце сколько дает? Да все основное и дает!
В общем, убрались с Комбината, и слава богу, а другого, мол, счастья комбинат-мастер — паразит старый, еретики-гяуры-блять! — и не ждал от враждебного мира! Прямо такими словами и заявил. Просто наизнанку все вывернул! Пришли, мол, злобные люди, нос свой любопытный везде сунули. А как, мол, надоело им чужие секреты выведывать, так и начали всех подряд убивать. И стали от этого комбинатовские мужики несказанно страдать. И по сию пору страдают неимоверно.
Замечательно! Это не нас, значит, травили, и давили, и гоняли по вонючим шахтам? Мы же, выходит, и виноваты, что не дали себя тихо мирно прирезать?
Зия с Саввой в конце концов дали старику возможность со Святой Академией Наук поговорить. Но нас при этом попросили прогуляться. Даже обидно, да! Правда, вышли мы ненадолго. Считай, пяти минут не прошло, как обратно зайти разрешили.
На вопрос Ромки-джи ученые только и ответили, что, мол, все утрясли, все три стороны при своих остались, поэтому все довольны.
Со старостой Володей переговаривались. Он весь день клянчил, чтобы Зия с Саввой поскорее обратно возвращались. Мол, хватит уже это шайтан-гнездо еретическое ворошить. Мол, не тронь дерьмо, не будет пахнуть… и так далее. Видать, ему тоже на кровную месть напороться совсем не хотелось.
О печальном много говорили. На подходе к Куяшу обстреляли их караван шатуны-охотники. Недолгая была перестрелка, но все-таки не повезло. Дернули из подствольника по одному из фургонов, и теперь дядько Саша в бреду лежит. Почитай, полтуловища — сплошной синяк; кровью мочится… эх, Райка-джан — до чего же невезучая баба!
Отогнал караван шатунов и в Куяш — увы! — с потерями прибыл. Дядько Саша просил домой его доставить, не захотел в Куяше оставаться. В бреду все говорит, что торговали в этот раз очень неплохо, да! И по Сети на счету зашевелилось, и динарами казанскими взяли, и наменяли много чего. Хорошей поживой был караван для всех „ножиков засапожных“, поганых шатунов и прочего пустынного зверья, ходящего на двух ногах.
Мол, еще и из бывших сполох-десантников по пустыне не меньше двух групп шастают, и на одну из них напоролись. Но это уже явно староста Володя врал! Московских ученых разжалобить хотел. Обычная шатун-банда.
В пустыне оно ведь как? Не тот сидит в говно-куче, у кого калаш круче, а тот, кто воюет с умом! Хорошая поговорка. Засада тем и опасна, что засада. А человека, даже самого могучего, можно и стрелой из лука подстрелить, и обычным камнем убить, если врасплох захватить. Эх, жаль дядько Сашу! Неужели помрет? Только-только познакомились получше! И оказался-то он вполне нормальным мужиком, когда стал общаться с ними, как со взрослыми.
Грузовичок остался там, где его и оставили. Не тронул никто. И слава Господу-Аллаху! Грузовичок комбинат-мастер, может, и прибрал бы к рукам… да руки у него коротки с Саввой и Зией тягаться! Те еще заранее договорились… а больше — объяснили поганому атом-старикашке, что грузовичок дополнительно прикрыт комарами и — в случае чего — Комбинату уж точно не достанется! „На арапа взяли, — сказал, улыбаясь, Зия. — Максимум, что мы смогли в этой ситуации, — прикрыть грузовик „комарами“, и в случае попытки чужого человека открыть фургон он бы грохнул. Небольшой был бы взрыв, но эффективный. Из полезного груза ничего бы целым не осталось. Древние это называли „сам не гам и другим не дам“.
Самое интересное, что песчаники несколько раз приходили, топтались вокруг грузовичка, в тени под его брюхом дневной зной пережидали. Пальцами все борта ощупали, два молодых щенка на крыше долго пыхтели, пытались тент погрызть, но открыть так и не смогли. А „комарам“ приказа не было такого, чтобы из-за песчаных собак весь груз и саму машину гробить. Умно! Очень умно сделано!“»
Перед глазами Егора снова прошел мулла-батюшка… Маринка, маленькая еще, проскакала с
