остановились и лают где-то недалеко. Позвал Журавлева, и мы увидели метрах в ста от дома мертвого медведя, а около него кучу собак. Вернулись домой, позвали остальных и, взяв нарты, пошли, чтобы привезти тушу к амбару и разделать ее там при свете огня. Винтовки оставили дома. Идем, разговариваем, спустились уже на лед, и вдруг навстречу нам вынырнуло из мглы нечто белое, громадное. У всех мелькнула мысль: 'Еще один медведь', — и мы врассыпную бросились домой за оружием. А оказалось, что это был белый ездовой пес Торос из упряжки Ушакова. Он находился около медведя и, услышав нас, радостно помчался навстречу. Во мраке полярной ночи, когда кругом серо, однотонно и нет предметов для ориентировки, все представляется в масштабе, значительно преувеличенном.
После встречи нового 1932 года стали готовиться к весенним маршрутам. Решили организовать две опорные продовольственные базы: одну на мысе Неупокоева — юго-западной оконечности острова Большевик, а другую на его северном конце. На каждую надо будет отвезти 100 банок пеммикана, бидон керосина, галеты, как обычно, в запаянных ящиках. Кроме того, надо будет заснять и обследовать остров Пионер.
Темная пора в феврале уже кончалась, но все время были сильные пурги. Выезжать из дому, даже на нашу охотничью базу, на остров Голомянный, было почти невозможно. В марте стало тише, и Ушаков с Журавлевым, взяв продовольствие, отправились в первую поездку. Они собирались все оставить на полдороге, где-то около мыса Кржижановского или Гамарника, и вернуться домой, а во второй раз, выехав уже налегке, завершить заброску. Вернулись они только на шестой день. На протяжении всего пути дули встречные ветры и была пурга, поземка так забивала глаза собакам, что они бежали с большим трудом и все время поворачивали назад, по ветру. В конце марта поехали еще раз и, добравшись до мыса Неупокоева, сложили там 116 банок пеммикана и керосин. На обратном пути убили медведя и тушу подвесили на кромке айсберга, чтобы не растащили песцы, а шкуру привезли с собой. Теперь у нас была прочная база для съемки южного острова.
Во время последней остановки перед мысом Неупокоева путники увидели трех оленей, один из них молодой, прошлогодний. Значит, на южном острове олени есть и, может быть, даже размножаются. Попадают они туда скорее всего со льдами прибрежных припаев, оторванных ветром от берегов Таймыра, где олени любят стоять, спасаясь от оводов. Дувшие все время пурги мешали очередному выезду для заброски второй продовольственной базы. Пришлось от нее отказаться. Съемку решили начать с пролива Шокальского, и дальше на юг вдоль западного берега острова. В этом случае без северной базы можно было обойтись. Вдвоем с Ушаковым 14 апреля выехали в наш четвертый маршрут. С нами все сколько- нибудь годные собаки, Журавлеву оставили одних калек и щенков. С собой взяли месячный запас питания, который пополнили еще на мысе Неупокоева. Едем вдоль западного берега острова Октябрьской Революции, где с трудом пробирались прошлой весной, поэтому съемку здесь приходится повторить вновь. Дорога неплохая, но встречный ветер гонит поземку, против которой собакам бежать трудно. Ночью разыгрался настоящий шторм. Утром стихло, но, пока запрягали собак, опять задуло. Решили переждать непогоду, покормили собак, крепко подтянули палатку и забрались в спальные мешки. Четыре дня бушевала вьюга, а когда наконец стихла и мы вышли из палатки, то ни саней, ни собак не оказалось. Все было занесено. Пока откапывали сани, из-под снега стали выбираться собаки. Вокруг каждой образовалось нечто вроде пещерки, где они спали спокойно, защищенные от ветра.
Прошли до астрономического пункта, определенного в прошлом году, и оставили здесь 20 банок пеммикана собакам и 10 банок мясных консервов. Затем повернули к берегу южного острова и пошли поперек пролива Шокальского. Ширина пролива здесь 25 километров, лед молодой, одногодичный, торосов не видно. Несомненно, пролив летом был вскрыт и доступен для судоходства. Берега острова Большевик, обращенные к проливу, высокие и скалистые, отделялись от моря неширокой террасой 50-метровой высоты. В нее врезались глубокие долины ледникового происхождения. Некоторые представляли собой фиорды, заполненные ледниковыми языками от купола, лежавшего внутри острова. Однако все языки были уже мертвы и неподвижны. Местами языки до моря не доходили, а лежали на глинисто-галечных отложениях с включениями морских раковин, схожих с теми, что я встречал на Горбите во время Таймырского путешествия. Значит, Северная Земля, как и Таймыр, испытала значительное поднятие (в сотни метров) недавнего происхождения, продолжающееся до сих пор. Фиорды здесь небольшой протяженности, всего пять — десять километров, в то время как на острове Октябрьской Революции фиорд Матусевича имел длину не менее 50 километров.
Дойдя до фиорда в средней части пролива, который мы назвали фиордом Тельмана, определили астрономический пункт и решили пойти на юг к мысу Неупокоева. По направлению на юг терраса постепенно расширялась, а склоны коренного берега, отступая внутрь, снижались и сглаживались. В том месте, где была оставлена туша медведя, сделали остановку, основательно подкормили собак и, оставив все запасы, налегке решили сделать поездку внутрь острова, в сторону горы Герасимова, которая виднелась на юго- востоке, километрах в 25 от берега. Высота ее оказалась 240 метров, склоны сглажены, но ледника на ее поверхности не было. Только на севере и северо-востоке острова блестели два ледниковых купола. Западный, более крупный, давал языки на западную сторону острова, в пролив Шокальского, а восточный, поменьше, вероятно, на восточную сторону. Спустившись с горы, вышли на южный берег к проливу Вилькицкого около мыса Неупокоева. По дороге видели следы оленей. В низинах находили довольно много карликовой ивы и березки.
Проехали по берегу назад, на запад, к мысу Неупокоева. Пока я определял астрономический пункт, Ушаков съездил налегке за оставленными продуктами и медвежьей тушей. Берег у мыса был очень низкий. Везде косы и лагуны прихотливого очертания, видно, что сформировались они совсем недавно. На юге, в проливе Вилькицкого, сплошное нагромождение свежих торосов, совершенно непреодолимых. Это мы испытали на себе, когда погнались за подошедшим к нам медведем. Даже собаки и те не могли его преследовать, так как проваливались с головой в рыхлый снег между поставленными на ребро громадными двух-трехметровыми льдинами.
Отдохнув немного, тронулись дальше на восток. Береговая линия здесь была заснята гидрографической экспедицией довольно точно. Нам оставалось только прокорректировать и уточнить контуры береговой полосы, которая с судна, конечно, снималась гидрографами в общих чертах. Дорога тяжелая, торосистые льды местами прижаты к берегу вплотную. Нам пришлось выбираться на террасу высотой метров 50 с гружеными санями. Торошение проходило совсем недавно, так как лед в изломе совершенно свеж, а промежутки между льдинами еще не забиты снегом. Видно, что льды и зимой в проливе все время находятся в движении, скопляясь то у восточного, то у западного входа, в зависимости от господствующих ветров.
Несмотря на трудности, за день прошли 37 километров и стали лагерем на льду, в непосредственной близости от берега, так как подниматься наверх не захотели. К ночи задул свежий северо-восточный ветер, перешедший к утру в пургу. Кое-как выбрались из палатки, тщательно ее укрепили, выложили с наветренной стороны стенку из снежных кирпичей и опять залезли в спальные мешки. Ночью пурга усилилась, палатку отчаянно рвало и трепало, по временам туго натянутая крыша гудела, как бубен. Мы лежали и слушали звуки полярной бури, спать уже не хотелось. Вечером выползли из палатки и увидели на льду тонкие трещины. Правда, они незначительны, но все же это был грозный признак: значит, лед под нами зашевелился. Решили подняться на берег. Кое-как собрали вещи, несмотря на пургу, свернули палатку, ежеминутно рискуя, что ее вырвет из рук и унесет. Откопали собак, наспех подпрягли и ползком навстречу снежному вихрю выбрались на берег, волоча за собой собак. К счастью, нашли место с плотным снежным покровом и под защитой небольшой возвышенности разбили палатку. Распрягли и привязали собак, еще раз все проверили и, довольные, забрались в палатку чаевничать.
На четвертый день пурга наконец стихла, мела лишь легкая поземка. Запрягли собак — и в путь. Пурга вымела весь рыхлый снег, и ехать стало легче. На третий день без задержек прибыли на мыс Евгенова, где определили астрономический пункт. Мыс образовал обширную галечную косу, далеко вдающуюся в море. Торосистые льды видны до самого горизонта и только вдоль берега, где припай, торосов не было. Здесь много свежих медвежьих следов, поэтому мы сразу же привязали собак в низине за бугром, так, чтобы с моря их не было видно, иначе от медведей отбоя не будет. Из-за пасмурной погоды простояли здесь трое суток, и как ни прятались от медведей, пришлось убить двух, которые нас буквально атаковали.
Наконец мы тронулись в путь дальше на север, вдоль восточного края острова. Ехали вдоль берега, довольно пологого, по хорошей дороге, но не долго. Километров через 20 берег стал круче, появились
