Лучшие из нас

инициалами профессора Ринкель. ЭдРи.

Пол просмотрел бумаги на столе в поисках других распечаток из их проекта, но больше ничего не обнаружил и, прихватив собственные листы и две страницы Ринкель, сбежал вниз по лестнице и снова заперся в кабинете. Он упал на стул для посетителей, сердце его бешено колотилось. Бумаги соскользнули на пол и перемешались: его собственный невинный конспект с инициалами ПоБе, и страницы проекта, которые по какой-то причине помечены ЭдРи и распечатаны на огромном лазерном принтере, установленном в канцелярии.

Он все еще не мог четко сформулировать свои мысли, но уже догадался, что произошло. Или это всего лишь плод его разгулявшейся фантазии? Можно ли найти иное объяснение случившемуся? Мог ли, например, принтер поменять инициалы НаКл на инициалы ЭдРи? Пол не слишком много знал о компьютерных сетях и о том, как работают принтеры, но должен был признать, что такое объяснение не слишком правдоподобно. Да и Нанна всегда очень следит за тем, чтобы никогда не отправлять ничего, связанного с их проектом, на другие принтеры. Именно поэтому у нее в кабинете имеется свой (ей пришлось выпрашивать этот принтер, но не слишком долго, потому что Паульсен питает к ней трогательную слабость).

Могла ли Нанна попросить Ринкель прочитать эти бумаги? На какое-то время Пол остановился на таком объяснении, но ему все же пришлось отказаться от него. Они с Нанной договорились, что все связанное с проектом «РЕВ 21» останется в тайне до самой презентации. Нанна очень ревностно заботилась о том, чтобы никто ничего не пронюхал. Она признавала, что, наверное, это ребячество с ее стороны, но хотела добиться эффекта неожиданности, хотела увидеть, как от удивления и восторга у всех расширятся глаза и откроются рты. Она ждала, что после того, как мир узнает об их исследовании и о том, что они с Полом — пара, на них обрушатся слава и почести. Это она повторяла неоднократно. К тому же она очень беспокоилась о том, что кто-то из ученых узнает о «РЕВ 21», потому что по коридорам кафедры шныряет слишком много неудовлетворенных личностей. Нет, Нанна никому бы ничего не показала, не предупредив его, и уж точно не стала бы советоваться с Ринкель.

Пол наклонился, поднял с пола два листа бумаги и внимательно прочитал то, что было на них написано. Текст частично совпадал с двумя соответствующими страницами документа, над которым он работал сегодня вечером. Эти листы — начало главы о детской речи, и хотя он узнал написанное — большинство предложений в двух версиях были абсолютно идентичны — разница все-таки была, здесь присутствовали выводы и тенденции, о которых сам он и не думал.

Пол немного помедлил, но все же позвонил Нанне на мобильный. Никто не ответил. Он решил, что ситуация форс-мажорная, и позвонил ей на домашний телефон, номер которого знал наизусть, хотя никогда раньше им не пользовался. Нанна моментально взяла трубку.

— У нас проблема, — произнес Пол и рассказал о том, что обнаружил. Он говорил спокойно и старался не выдать своих мыслей по поводу того, что же на самом деле произошло. Нанна помолчала и ответила:

— Это она.

— Ты так думаешь?

— Да. Не нахожу другого объяснения.

— Хорошо, но как?

— Не знаю. Наверное, она была в моем кабинете. Или в твоем, раз уж на то пошло.

— Но…

— Я не знаю, Пол. Но как еще такое могло случиться? Ты знаешь, за ней это и раньше водилось. В последний раз я слышала разговоры об этом на прошлой неделе.

— Да.

— О том дипломе, откуда она украла несколько частей.

— Да, я понял, — сказал Пол. — Я понял, что ты имела в виду.

— Боже мой, она ни перед чем не остановится! Это подсудное дело.

— Да, но мы пока не знаем…

— Это так… ужасно. Я так разозлилась, просто закипаю от ярости, — говорила Нанна, и голос ее дрожал от возмущения.

— Я понимаю. Я тоже зол. Но что нам делать?

Нанна считала, что не остается ничего другого, как вломиться в кабинет Эдит Ринкель и попытаться найти остальные бумаги.

— Мы все равно ни в чем не можем обвинить ее, не имея доказательств, — сказала она. — Ведь у случившегося может быть другое объяснение.

Пол поделился своим предположением о том, что принтер в канцелярии заклинило и инициалы перепутались. Нанна задумалась, но потом спокойно заметила, что никогда не распечатывала документы по проекту на том принтере.

— Но, — добавила она с надеждой в голосе, — что-то подобное могло произойти. Ведь это может оказаться… недоразумением?

— Да, — прошептал Пол. — Да, — повторил он после небольшой паузы. Он еще никогда в жизни ничего не желал так сильно, как сейчас ему хотелось, чтобы они с Нанной ошиблись в своих подозрениях.

Они сошлись во мнении, что откладывать нечего: Пол должен вломиться в кабинет Ринкель прямо сейчас. Это надо сделать немедленно! Если он найдет другие бумаги, у них будут доказательства.

— А если я ничего не найду, то начнем с того места, — проговорил Пол, и в этом возбужденном состоянии отметил, что употребил модное англонорвежское выражение «начнем с того места», которое в обычных обстоятельствах никогда бы не произнес.

Вломиться к ней — это действительно разумное решение. Все в Поле восстало против этого, но у него не было возражений, не было протестов, которые он мог обосновать. Находясь в этой абсурдной ситуации, он согласился, что это здравое предложение. Сам он не в состоянии был мыслить логически.

— Ты справишься, Пол?

— Да, — заверил он. — Да, с этим я справлюсь. — Естественно, он справится с возложенным на него поручением. Он должен. Ради Нанны. Ради проекта. Ради себя самого.

Пол выскользнул из кабинета, снова ощущая себя преступником, и на этот раз у него были для этого основания. Он прислушался. На стенах освещенного желтоватым светом коридора поблескивали картины желто-золотистых тонов. Не было слышно ни звука. Пол был уверен, что он в здании один, по крайней мере на этом этаже. Он подошел к двери Ринкель, постучал, приложил к ней ухо. Ничего. Дверь относительно тонкая, но он понятия не имел, как ее вскрыть. Взлом дверей не входит в список предметов, которые преподают филологам, не говоря уже о докторах наук, и в его жизни не было событий, благодаря которым он мог бы приобрести такие навыки. Он нажал на ручку, пытаясь открыть дверь цивилизованным способом, потом пнул ее, хотя и не мог заставить себя ударить изо всех сил, но тем не менее дверь откликнулась громким звуком, который долго вибрировал у него в ушах. От этого сердце Пола вновь начало колотиться с бешеной скоростью. Так не пойдет. Он не справится.

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, он достал связку ключей и вставил ключ от своего кабинета в замочную скважину. Ключ беспрепятственно вошел в нее и повернулся, и Пол тут же вспомнил, что в каждом отделении ключи подходят ко всем дверям. Он ощутил себя полным идиотом, одновременно испытав облегчение.

В лицо Полу ударил резкий яблочный запах духов Ринкель, который невозможно было не узнать. Он возбуждающе хорош, но в то же время несколько отпугивает.

Кабинет Ринкель был в два раза больше кабинета Пола, и здесь царил порядок, чего не скажешь об офисе Пола. У нее гораздо больше книг, чем у него: на одной длинной стене от пола до потолка висели полки. На полу лежал великолепный темно-красный персидский ковер, который, по мнению Пола, должен быть эксклюзивным, и, соответственно, дорогим, а потому слишком хорошим для кабинета. Он ступил на ковер, и его нога утонула в высоком ворсе. Он презирал Ринкель, этот ковер, ее холодность и надменность, презирал за то, что она уже делала раньше и что, по всей вероятности, сделала сейчас с Нанной.

Стены были пусты, только на доске для заметок над столом висели три листа бумаги: список внутренних телефонов, расписание предстоящих заседаний кафедры и нечто похожее на стихотворение. На