Ринкель по какой-то причине предпочитала ходить из дома на улице Йеитмирсвейен через Исследовательский парк на работу и обратно в летних туфлях, зеленых в среду, красных в четверг, оранжевых в пятницу, нефритово-зеленых в понедельник и черных во вторник.
Утром в среду профессора Эдит Ринкель снова вызвали в кабинет к заведующему кафедрой Паульсену. Сразу после этой встречи она направилась домой, сверкая ядовито-желтыми туфлями в горошек.
На гуманитарном факультете ожидался праздник. Причем не для всех сотрудников, а только для тех, кто так или иначе связан с языками. В приглашении, подписанном самим деканом, большими серебряными буквами была написано: «Добро пожаловать на встречу Вавилонского общества», целью которой является «создание условий для развития сотрудничества между кафедрами».
Сотрудники получили несколько напоминаний о празднике по электронной почте, на стенах факультета развесили плакаты, приглашенные были полны ожиданий, они сгорали от любопытства, потому что им намекнули на пышное торжество. В напечатанном на плотной бумаге приглашении, которое разложили в почтовые ящики всех филологов, было написано «просьба подтвердить свое участие» и «форма одежды парадная» — две формулировки, которые намекают на нечто экстраординарное и совершенно отличное от обычных прозаических кафедральных посиделок (за участие в которых к тому же всегда приходится платить из своего кармана).
Рядовые члены университетского сообщества — стипендиаты, научные сотрудники, лекторы, преподаватели и профессора, все те, кто не занимают важных выборных должностей, — не избалованы льготами, бесплатными праздниками, едой и питьем за счет работодателя. Каждый из них за всю свою трудовую жизнь съедает, может быть, десяток бесплатных плюшек и столько же жирных венских булочек. И это все, за что им не приходится платить.
Но сегодня вечером будет праздник —
На десятый этаж поднимаются по-разному одетые люди. Некоторые вообще не нарядились, они пришли в обычной одежде (в зависимости от кафедры это либо джинсы, либо костюм, либо рабочая блуза), другие надели национальные наряды, кто-то пришел в темном костюме или платье. Одна из профессоров французской литературы даже надела длинное платье, а на затылок подколола элегантный шиньон.
Собравшиеся, естественно, различаются по возрасту: от совсем еще юных стипендиатов не старше Александра Плейна до отставного профессора Стейнара Билюнда, вышедшего на пенсию более двадцати лет назад, но неизменно посещающего все филологические мероприятия (кстати, Стейнар Билюнд — это дедушка Линн Билюнд, которая уже несколько месяцев должна была бы работать на кафедре футуристической лингвистики вместо Пола Бентсена).
Большинство людей приходят по одному, но некоторые являются группами. Принадлежность к коллективу и предварительно принятый алкоголь делают их более уверенными в себе и более громкоголосыми, чем те, кто пришел в одиночку. Нанна Клев и Гуннар Вик прибывают с группой молодых футлингвистов, Паульсен приходит после посиделок с заведующими кафедрами, Ханс Хольстейн появляется со сдвинутым набок шейным платком, покачиваясь и гнусавя, после посиделок с самим собой.
Всех этих людей объединяет любовь к языку (у некоторых после многих лет, проведенных в пыльных кабинетах-клетушках, она превратилась в тупое безразличие, а у более страстных натур — в любовь- ненависть).
Перед дверьми, ведущими в кафетерий, стоят два официанта в черно-белой униформе и держат подносы с бокалами, на три четверти наполненными шампанским. Помещение за ними, обычно довольно скромное, с кафельным полом и элегантными диванами, разукрашено свисающими с потолка серебряными гирляндами, блестящими звездами и низкими вазами, в которых плавают отрезанные головки маргариток и гербер (немало шутников в течение вечера назовут это «посланием на языке цветов»).
Позади официантов стоит длинный стол с закусками тапас, а за ним — стол с тортами. Торты совершенно справедливо вызывают повышенный интерес.
На столе стоят два торта. Один из них огромен, он покрыт темно-коричневой шоколадной глазурью, на которой белым шоколадом нарисованы какие-то знаки. В основании этот торт имеет форму прямоугольника, но углы его закруглены. Если встать лицом к длинной стороне стола и посмотреть на торт, то можно заметить, что ближняя правая сторона его закруглена больше других. Дальняя часть торта разделена по диагонали, так что левый угол достает почти до края стола, в то время как правую сторону от его кромки отделяет несколько сантиметров. Если приглядеться повнимательнее, то становятся заметными три разных сегмента с надписями. На самой дальней стороне торта нарисованы иероглифы. Четырнадцать строк с изящными древнеегипетскими знаками из белого шоколада. Под иероглифами — демотическое письмо, а внизу, ближе всего к гостям, которые разглядывают огромный лингвистический торт широко раскрытыми глазами, располагается греческий текст. Только один сотрудник гуманитарного факультета Университета Осло в состоянии подтвердить, что на трех сегментах разными знаками действительно написан один и тот же текст. Но его нет на этом празднике, он покидает кабинет только в тех случаях, когда ему надо в туалет или домой, выспаться в своей съемной комнате.
Но все присутствующие мгновенно понимают, что изображено на этом торте. Это копия Розеттского камня, куска почти черного гранита, найденного в 1799 году одним из преданных спутников Наполеона, Пьером Франсуа Бушаром, в египетском портовом городе Розетта. Розеттский камень прославился на весь мир, поскольку надписи на нем помогли расшифровать иероглифы и открыли путь к пониманию древнеегипетской истории. Оригинал в настоящее время хранится в Британском музее, но власти Египта требуют его возврата. Копия же камня, выполненная кондитером-виртуозом, находится этим февральским вечером в Осло и представляет собой три слоя орехового теста, смазанные шоколадным муссом и покрытые сверху глазурью. Филологи разевают рты от восхищения и глотают слюнки.
Рядом с Розеттским тортом стоит миндальный, в форме пирамиды, высотой около полуметра, но Розеттский торт настолько огромен, что его сосед кажется совсем маленьким. По наклонным сторонам миндального торта карабкаются марципановые человечки, они несут глазированые таблички, на которых написаны слова на разных языках. Венчает торт более крупная табличка, выполненная в виде дорожного знака с названием населенного пункта, где черными буквами на желтом фоне написано: «Вавилонская башня». Миндальный торт тоже являет собой произведение кулинарного искусства, но, конечно, не может соперничать с Розеттским. (Это на самом деле торт тортов, как выразился один из факультетских шутников. В общем и целом чувство юмора у филологов развито не слишком хорошо, обычно они ограничиваются вымученными шутками лингвистического характера. Компания филологов-мужчин может долго веселиться, обыгрывая известные грамматические термины «склонение» и «апокопа». «Ну как, ты собираешься заняться склонением в пятницу?» — спросит один из них, а все остальные повалятся под стол от хохота. Апокопа, как известно посвященным, означает выпадение звуков в конце слова («Мам, ты где?»), но в этом контексте она является невероятно смешным обозначением прерванного полового акта.)
Когда гости выпили пенящееся вино (а лингвисты закончили обсуждение того, с прописной или строчной буквы следует писать слово «шампанское», пропустив мимо ушей слова знатоков французского языка о том, что напиток, который они пьют, совсем не является шампанским —
— Мы затеяли этот праздник для того, чтобы все сотрудники знали, что их очень ценят (слышно
