помощи — не сезон для прогулок босиком.
— Стой! Куда потопала в таком виде? — Пашка наклонился к рюкзаку, который скинул, когда отдавал мне куртку, и извлек из него мои спортивные тапочки. Я в них на тренировках по фехтованию занимаюсь. — Обувайся! — Сунул мне в руки тапки, а сам стал нож из пня вынимать.
— Откуда? — Самое время было сойти с ума.
— От верблюда! Чего тянешь? Обувайся и давай, зови своего придурка! Какой у вас позывной? Ты свистишь три раза? Или требуешь, чтобы избушка повернулась к лесу задом, к тебе передом?
— Что ты несешь? — Я вновь посмотрела на нож. Он меня раздражал, хотелось поскорее вытащить его из пенька и спрятать. Чувствовалась в нем какая-то сила. Тревожная сила. — Откуда у тебя нож? Что за вода?
— Вода заговоренная. Должна была всякие нехорошие вещи с тебя смыть. А нож — связь разрезать.
— Разрезать? — Воткнутый в пенек нож дрогнул, словно отозвался на мой вопрос.
— В переносном смысле. Ты должна была через него переступить. — Пашка всплеснул руками, все больше раздражаясь от моей несообразительности. — Ну, прыгали же раньше через костер, очищаясь как бы, а тебе надо было через нож. Поняла?
Ничего я не поняла, а поэтому начала обуваться. На мокрые ноги холодные прорезиненные тапочки натягивались с трудом.
— Лучше скажи, что у тебя случилось! — Пашка вырвал у меня кеды и стал расшнуровывать. — В какую дрянь он тебя затащил? Мне когда стали рассказывать, я подумал, что сплю. Связь у них мистическая, помирает она! Хорошо, дед не соврал, сделал все, как надо. А если б он тебя не нашел, ты бы тут так и мерзла до утра?
При слове «дед» мне вспомнилось странное видение в тулупе и с бородой. Так это что ж выходит? Меня искали? И нашли?
Какой дед?
О чем-то я уже начала догадываться. Эти Пашкины размахивания руками у меня над головой, разговоры про заговоры… Не для того ли ему понадобились мои тапки, чтобы любовный напиток приготовить? А что? Варишь стоптанные кеды три часа в пяти водах, добавляешь соль, укус по вкусу и подаешь предмету обожания в кубке из черепа конкурента.
— Ты ходил к Мельнику?
Пашка сунул мне в руки кеды, снова усадил к себе на колено, заставил обуваться.
— Я-то ходил, а вот твой где? Почему не бежит спасать свою принцессу? Или у него приемные часы закончились?
— Прекрати. — Я встала. Как же здорово было чувствовать на своих ногах обувь!
— А почему я должен прекращать? — Колосов демонстративно стал отряхивать колени. — Ну да, он же лучше! Таких не бывает на свете! Единственный! Истинный мачо! Она с ним ночи проводит, а потом в лесу под елкой спит. В качестве разрядки.
Этого в Пашке раньше не было. Он мог быть каким угодно: добрым, злым, голодным (тогда близко лучше не подходить), цинично высмеивать учителей, — но он никогда не был жестоким. А сейчас с большим удовольствием вымещал на мне свою злобу. Устал, что ли? Вон и лицо у него какое-то… как будто бы не свое.
— Макс занят, — коротко ответила я.
Колосов долго, очень долго на меня смотрел. Смотрел, словно хотел запомнить.
— Знаешь, я тебя, пожалуй, больше не люблю, — вдруг произнес он. Вздохнул и стал затягивать веревку на рюкзаке. — Хватит, надоело! А про дружбу я еще подумаю. Тебя любить — здоровью вредить. Я пришел к человеку, думал дел на пять минут, а мне гонки с препятствием устроили.
— Утром мне показалось, что ты шутишь, — пробормотала я расстроенно. — Что ни к кому ты не пойдешь.
Пашка вскинул рюкзак на плечо, подхватил меня под руку.
— Это у вас все шутки, мне уже не до них, — ворчал он, увлекая меня по дорожке к выходу из парка.
— Но ведь ты не на самом деле хотел сделать приворот? — А если бы народная медицина на меня подействовала? Неужели я тогда забыла бы Макса?
— Хочется всегда одно, а жизнь какой-то другой оказывается. И хорошо, что ничего не сделал, мучился бы с тобой потом. Ты же мимо неприятностей пройти не можешь, каждую занозу себе готова посадить.
— Колосов, что ты на меня наезжаешь? — жалобно спросила я. — Хочешь, чтобы я тебя поблагодарила? Спасибо тебе!
— Когда Маркелова про того Мельника рассказывала, — Пашка решил не замечать мою благодарность, сейчас ему хотелось, чтобы его слушали, — я думал, заливает. Какие сейчас мельницы? Только если в кухонный комбайн встроенные. А прихожу — там и правда мельница. На горе музей под открытым небом, помнишь? Около монастыря? Там избы какие-то. И мельница, деревянная. Я-то считал, что декорация, а она работает. Жернова всякие, переходы… Она даже башкой вертит — если ветер изменился, верхнюю часть с лопастями можно повернуть, чтобы они крутиться начали. Реально повернулась. Если бы сам не увидел, не поверил бы. Мужик там такой, обыкновенный. Я поначалу с экскурсией ходил, все на него глядел. Глаза у него странные. — Пашка поднял руку к своему лицу, словно ему не хватало слов, чтобы описать увиденное. — Я такие только в кино видел — смотрит, и тебя током шибает. Он потом сам ко мне подошел и стал в рюкзак тыкать. Я чуть не сбежал. Помнишь, ты как-то свои тапочки в раздевалке оставила? Я и прихватил их, подумал, все равно что приносить. А он тапок в руки берет и начинает тебя описывать. Не знаю, сколько времени мы там проторчали. Комната у него там есть, за жерновами, травы какие-то сушатся, чего-то еще висит — ну, чистый колдун. Куда твой Конек-горбунок смотрел? Мельник сказал, что ты, считай, уже мертвая была. Что человек, с которым ты была завязана, держался только за счет того, что силы у тебя брал.
— Я и так замерзла, а ты меня сверху холодной водой еще полил, — с упреком бросила я. Мне и сейчас было холодно. Мокрые голова и свитер — в середине-то ноября!
— Извини, время года сама выбрала. Мельник у меня на глазах воду заговорил. Уголь в кастрюлю бросил и стал что-то шептать. Я сначала все сдерживался. Смешно ведь: сидит мужик и на полном серьезе углем по воде водит. А потом вода как начала ходить да плескаться, я чуть со стула не упал. Мужика дергать начало, он ту кастрюлю с водой едва не опрокинул. А потом перелил все в банку и велел тебя ею умыть, а потом дать выпить.
— Выпила, — кивнула я, вспомнив, как уголь скрипел на зубах, а значит, воды нахлебаться успела. — Дальше что?
— Дальше дядька сказал, что связь вашу надо разрезать, и нож достал.
— Слушай, ты случайно за все это душу свою не заложил?
— Тебя заложил. — Пашке не нравилось, что я не до конца верю его словам. — Обещал привести тебя в гости на чай. Сказал, что ты очень интересный человек.
— Еще что Мельник сказал?
— Чего ему говорить? Взял нож и стал над ним колдовать. Велел воткнуть куда-нибудь, чтобы ты перепрыгнула…
— Где-то я это уже слышала…
— Меньше фильмов ужасов смотреть надо!
Но дело было не в фильмах. Это же есть почти во всех сказках! Ударился волк о землю и превратился в добра молодца… Или воткнул палку в землю, перепрыгнул ее и обернулся козлом с рогами… В кого хочешь, в того и перекинулся. И назывался он человек-оборотень. Народные приметы, легенды и обычаи.
— Чего тормозишь? Идем скорее! — подогнал меня Пашка.
Мы почти вышли из парка. За спиной оставалась ночь. Она неодобрительно покосилась на меня, с сожалением вздохнула — ей не хотелось терять свою добычу. Интересно, сколько людей вот так пропадают в ночи? И какого черта Катрин меня утащила?
— Я видела какого-то деда, который прошел мимо. — Я прибавила шагу. Хотелось поскорее добраться
