прошептала «мамочка». Стены ответили «чка, чка». Потом снова раздалось «чка, чка, чка», хотя Пылкая молчала.
– Это шаги, – сказал Алехин. – Мы здесь не одни. – Они застыли посреди Великой Казны, пытаясь понять, откуда раздавались звуки. Время тянулось мучительно.
– Надо идти, – Кен провел пальцем по айфону. Дисплей загорелся. – На первое время света хватит.
– Куда? – спросил Антуан.
– Искать подсказки. Наши два «ангела» могут прятаться где-то на розетках свода, пятах или капителях колонн[56].
Задача оказалась не из легких. Кладоискатели бродили по темным комнатам дворца и в конце концов окончательно вымотались. На розетках чаще всего были изображены пятиконечные розы Климента, на пятах – неведомые уроды. Тем большего внимания заслуживало все необычное. В Великой Аудиенции, где папа вместе с кардиналами разбирал наиважнейшие вопросы церковной жизни, Алехин увидел розетку с надписью SPR.
– Знаменитая аббревиатура, – заметил он, – так в Древнем Риме обозначали высшую власть – Senatus Populusque Romanus – «Сенат и народ Рима». Под этой розеткой, вероятно, и сидел римский понтифик, который считал себя прямым наследником не только апостола Петра, но и римских цезарей. Отсюда папская тиара – колпак с тремя коронами. Папа – царь царей. Кстати, возвращаясь к Замку Ангела или мавзолею императора Адриана: во время литургических процессий папа не только служил мессу в главных базиликах Рима. По сути его путь воспроизводил триумфы древнеримских императоров, например, на Рождество понтифик шел мимо храма Юпитера и цирка Фламиния, проходил под арками императоров Грациана, Феодосия и Валентина, потом пересекал Тибр по мосту Адриана, который ведет к мавзолею Адриана, то есть Замку Ангела, и заканчивал свой путь рядом с обелиском Нерона и мемориалом Ромула. Знаете, где это? – самодовольно спросил Алехин. Усталые кладоискатели молчали. – Обелиск Нерона когда-то стоял на цирке Нерона. Там, по преданию, претерпел мученическую смерть апостол Петр. Этот обелиск и сейчас там, только площадь называется по-другому. Обелиск находится напротив собора Святого Петра.
– Все бесполезно, – упавшим голосом сказала Ксантиппа. – У меня ноги болят.
– Постойте! – взорвался Антуан. – Я припоминаю тут одну розетку. Это в Башне Ангела. Там было что-то такое знакомое. Тоже аббревиатура, – он растворился в черном отверстии стены. Алехин и Ксантиппа почти сразу его потеряли. Они вышли из Великой Аудиенции во двор и опять направились к Великой Казне, оттуда поднялись в башню Ангела. Было слышно, как где-то вверху гремят подошвы Антуана. Вероятно, он знал более короткую дорогу. Ксантиппа позвала его, дю Плесси что-то крикнул. Кен расслышал лишь «царь Иудейский». Они столкнулись с ним уже в Комнате Оленя. Антуан был запыхавшимся и довольным.
– Там наверху, – дю Плесси ткнул пальцем в потолок, – находится капелла архангела Михаила. И в розетке свода – щит с монограммой INRI – «Иисус из Назарета Царь Иудейский». Вы понимаете? Вот она Santa Croce in Jerusalemme! На кресте должна быть табличка с именем.
– То есть верхняя перекладина мистического креста берет начало не в капелле святого Иоанна, которая находится в старой части дворца, а в капелле архангела Михаила, построенной Климентом.
– Смотрите, – сдавленно прошептала Ксантиппа. Она, по примеру Кена, тоже использовала свой айфон в качестве фонарика – на фризе под потолком повторялся орнамент из гербовых щитов Климента. Но в одном месте на щите был изображен бутон, в центре которого находился крест.
– «В бутоне древо жизни угадаешь», – прочел Алехин.
– Так, – подытожил Антуан, – эта роза указывает на дверь, которая ведет дальше в новый дворец.
Они прошмыгнули в темный тамбур со ступенями. Антуан и Ксантиппа куда-то сразу исчезли. А Алехин задержался. Он нервно водил айфоном по стенам и внезапно вскрикнул:
– Пята! – В месте, где нервюры свода опирались на небольшой выступ, находилась скульптурка – скрючившийся бородач, прикрывавший глаза руками. – Вот он слепец! «Слепца прозревшего возьми в проводники».
Алехин спустился на один пролет. «И вниз спеши, налево и направо», – повторил он слова Климента, – так… сначала налево. – Алехин вошел в крохотную комнатушку. – Теперь направо, – он прошел сквозь низкую сводчатую арку и опять оказался на небольшой лестнице. – «Надежды знак даруем мы тебе». Кен поводил фонариком, но стены были голыми. Еще несколько ступенек и… Алехин очутился в Великой Аудиенции. Огромный зал с высокими стрельчатыми окнами был залит лунным светом.
– Блин. Вход в тайник Климента совсем рядом. – Он попытался сориентироваться. Пространство между Великой Аудиенцией и башней Ангела занимала постройка, которую иногда называли «башней Медников». Дело в том, что на нижнем этаже этого строения находились ворота. Выйдя из них, можно было попасть в квартал медников, примыкавший к папскому дворцу с юга.
Алехин присел у стены и прикрыл глаза. Он увидел огромный крест. Вверху, на продуваемой ветрами 45 -метровой высоте ангельской башни, была прибита табличка с именем Иисуса. «Так и должно быть, – согласился Алехин. – В соответствии со средневековыми представлениями об иерархии имя Господа не может находиться в одной плоскости с именами земными». Над Великой Аудиенцией, где Кен теперь сидел, заканчивалась поперечная перекладина креста – там располагалась капелла святого Петра. Он мысленно представил, как эта балка продолжается на север – сквозь своды капеллы, Большой Двор, суровые аскетичные корпуса старого дворца папы Бенедикта.
Огромная перекладина ухнула ниоткуда, обращая в пыль игрушечные стены и башенки. Из той же космической темноты на нее опустилась рука. Изможденная, с набухшими венами. На запястьях чернели следы от веревок, словно реки, полные запекшейся крови. Далее, сколько хватало глаз, простиралась низина ладони, испещренная линиями, глубокими, как овраги. Вот маленький бугорок – место, где пересекаются линии сердца и головы. Сейчас сюда вонзится гвоздь. Кен увидел четырехгранную башню – колокольню собора Пречистой Девы, – вспарывающую острыми ребрами кожу, разрывающую мышцы и сухожилия. Хрустнули кости, горячая как лава кровь брызнула в лицо. Алехин вздрогнул и проснулся.
Если бы главный редактор открыл глаза мгновением раньше, то заметил бы у противоположной стены человека. Он стоял в нерешительности, раздумывая, как ему поступить. Потом тихо, на цыпочках, растворился в темноте дверного проема. Так что когда Алехин очнулся, перед ним простиралась совершенно пустынная зала, залитая лунным светом. Кен проглотил слюну и мотнул головой. Видение креста было настолько реальным, что его мутило. Тем не менее он заставил себя снова закрыть глаза и мысленно вернулся наверх, на 45-метровую высоту, туда, где к кресту была прибита табличка «Iesus Nazarenus Rex Iudeaorum». Над головой в мягком лунном сиянии проносились бледные облака. Алехин осторожно глянул вниз. Между двумя башенками, венчавшими ворота апостолов, крест уходил под землю. Вероятно, «святая святых» – пересечение перекладин мистического креста – должна быть севернее капеллы Петра и Великой Аудиенции, возможно, под большим двором. Алехину понравилась эта идея. Когда-то на месте большого двора находилась Аудиенция папы Иоанна XXII. Ее снесли еще при Бенедикте XII, когда началось строительство современного Авиньонского дворца. Но не исключено, что под землей остались подвальные помещения.
Контуры старой Аудиенции Иоанна XXII были вскрыты археологами. Именно там Кен сидел сегодня с Антуаном и Ксантиппой. Под настилом, который служил сценой Авиньонского театрального фестиваля, возможно, и спрятаны сокровища, заключил Алехин. Тут он спохватился, что совершенно потерял своих спутников. Кен набрал Пылкую. Номер оказался недоступен. «Айфон сдох», – решил главный редактор.
Место не установлено
Севастьянов сидел на балконе, пил розовое вино и курил сигару. Все складывалось как нельзя лучше. Он удовлетворенно отметил, что именно авиньонская тайна помогла ему решить этот сложнейший вопрос. Не будь ее, он бы несомненно стоял на месте. Теперь все сошлось. Климов убит Иваном, Иван похитил у него «карту сокровищ», потом его самого отравили, вероятно, чтобы не платить по счетам. Преступник рассчитывал, что сокровища у него в руках, но выяснилось, что Лиза обладает копией с духовной Климента. Злодей устранил и ее. Ему нужно было выиграть время и найти клад раньше, чем духовная будет опубликована.
– Чудесно, просто чудесно, – прошептал Севастьянов. Он вернулся в комнату, сел за стол красного дерева и начертил на листке бумаги знак «икс». Это первый «хуй его знает», – сообщил он в пустоту, – убийца Ивана и Лизы. – Рядом он вывел другой «икс», поменьше. – А это второй «хуй его знает», – тот, кто напал на Алехина в парке климовской виллы. Едва ли это одно и то же лицо. Хотя… – Севастьянов встал и
