Я приказал ему опустить руки и вести туда, где скрывался Пу И. По дороге русский «патриот» рассказал, что японское правительство потребовало от марионеточного императора вылететь в Токио из Чанчуня, где он находился. Но в Чанчуне не оказалось нужного самолета, император перебрался в Мукден и ждал, пока его хозяева подготовят специальную машину для эвакуации. Он должен был вылететь в Токио с минуты на минуту [245]. В душе я поблагодарил судьбу за то, что мы успели вовремя. Неизвестно, каких хлопот можно было ждать в дальнейшем от пусть и лишенного престола, но все же свободно разгуливающего последнего императора Маньчжоу-Го.
Мы поднялись по лестнице в правительственный салон. Внезапно оттуда вышел невысокий худощавый генерал. Как ни в чем не бывало, он торопливо прошел мимо нас. Я остановил его:
– Генерал, аэродром занят советскими войсками, выход отсюда только с моего разрешения.
Он остановился и представился:
– Командующий 3-м фронтом, генерал армии Усироку Дзюн. С кем имею честь?
Я назвал себя и попросил следовать за мной. Генерал сделал вид, будто не понимает моих слов. Русский эмигрант шепнул мне, что командующий притворяется, русским он владеет свободно.
– Разрешите мне связаться со штабом? – сказал он по-русски, поняв, что игра не удалась.
– Через несколько минут и в моем присутствии.
– Хорошо.
Мы распахнули двери правительственного салона и вошли в светлый, простой зал, установленный мягкими креслами, диванами, столиками. На стойке вдоль стены – стаканы с соком, виски, пивом. Человек двадцать встали со своих мест и испуганно разглядывали нас. Пу И, которого я знал по фотографии, продолжал сидеть. Наконец, поставив недопитый стакан на столик, поднялся и он. Автоматчики тем временем заблокировали окна и двери. Я вышел на середину зала.
– От имени Советского правительства предлагаю вам капитулировать (Пу И отвернулся к стене), прошу сдать оружие.
Министры Маньчжоу-Го по очереди подходили к столу и складывали пистолеты.
– Господа, – я обращался непосредственно к императору, – прошу сдать все оружие.
Он понял, подошел к дивану, откинул подушку, достал небольшой с инкрустированной рукояткой пистолет и, подержав его на ладони, бросил его в кучу остального оружия. Я не психолог, – вспоминает Притула, – но вряд ли ошибусь, утверждая, что в ту минуту Пу И был близок к самоубийству. Не знаю, что помешало ему тогда, но он не мог не понимать, что это конец. Конец политический, духовный, физический» [246].Уже через несколько минут Пу И, нервно теребя пуговицу пиджака, с тревогой в голосе спрашивал: сохранять ли ему жизнь? Получив утвердительный ответ, он стал сообщать все, что интересовало нашу сторону в тот момент. Он назвал каждого из членов кабинета министров, находившихся в зале, сообщил, где спрятана правительственная документация, какова численность Мукденского гарнизона. Он вкратце охарактеризовал настроения в среде японского генералитета и в марионеточных войсках, ответил на ряд вопросов представителей наших разведорганов.
Притула спешил выполнить главное задание – заставить командующего 3-им японским фронтом генерала Усироку подписать приказ о капитуляции. Усироку Дзюн позвонил в штаб и предупредил о том, что сейчас приедет с представителем русского командования. Город уже знал о советском десанте, связные доносили, что местное население приветствует советских солдат как освободителей, японская администрация настороже, ждет исхода переговоров с командующим. Оставив охрану у дверей правительственного салона, генерал с группой офицеров едет в японский штаб фронта. Предварительно он связался с маршалом Малиновским и сообщил о своих намерениях, маршал дал «добро» и предложил «на всякий случай держать в воздухе авиацию», подтвердив, что советские танки уже идут на Мукден.
В японском штабе уже ждали русских. Более двадцати генералов из управления штаба, командиров близлежащих укрепрайонов, дивизий и бригад Мукденского гарнизона выстроились в вестибюле. Притула приказал поставить у главного входа автоматчиков и никого не выпускать без его разрешения. Усироку Дзюн представил ему всех генералов и предложил пройти в его кабинет. Все поднялись выше этажом и прошли в просторный, обставленный строгой мебелью его кабинет. Притула занял место за его столом, предложил японцам сесть. Он незаметно передал маленькую ракетницу адъютанту и показал взглядом на балкон. Он понял, кивнул головой и вышел. В случае необходимости по сигналу его адъютант должен был дать знак советской бомбардировочной авиации, барражировавшей над городом. Тогда же начнется атака на стратегические объекты.
Генерал Притула встал и прочел проект приказа о капитуляции: «Во избежании бесцельного кровопролития японские войска должны немедленно прекратить сопротивление и приступить к организованной сдаче в плен. Генералам и офицерам разрешается оставить при себе холодное оружие, все остальное вооружение – техника, автомашины, танки, самолеты, боеприпасы – должно быть передано представителям советских войск. Важнейшие объекты в Мукдене и окрестностях, как-то – аэродромы, мосты, железнодорожный узел, телеграф, банки и другие объекты, подлежат передаче подразделениям десанта немедленно…Всем японским военнослужащим гарантируется жизнь, медицинская помощь, продовольственное обеспечение. Власть переходит к представителю Советского командования», – пауза. Генералы переглядываются.
И неожиданно резкий, как хлопок, вскрик: «А если мы откажемся сложить оружие? – вперед выступил сухощавый, с желтым злым лицом генерал-лейтенант, командующий гарнизоном Мукдена Хонго. В этот момент над зданием японского штаба с ревом проходит эскадрилья советских бомбардировщиков. Все невольно смотрят в окно. „Тогда будут напрасные жертвы, генерал, – спокойно говорит Притула. – Они будут на вашей совести, запомните это“.
Генералы выходят посовещаться. Через некоторое время Усироко Дзюн объявляет, что решение о капитуляции принято, поправок нет. На полированный стол ложатся два десятка пистолетов. Тут же Притула садиться с командующим японским фронтом и они набрасывают приказ № 1 за двумя подписями. Затем по радио и через офицеров связи приказ о капитуляции немедленно доводится до всех частей фронта. Назначены пункты передачи техники и оружия. В тот день с помощью Пу И был обнаружен арсенал бактериологического оружия, которое могло быть пущено в ход в любую минуту. Японский генерал Усироку представил победителям данные о численности японских войск, дислокации частей, наличии оружия, боеприпасов.
Уже на следующий день 20 августа 1945 г. в Мукден и Чанчунь вошли части 6-й гвардейской танковой армии под командованием генерал-полковника А.Г.Кравченко, которые продолжали движение в направлении городов Аньдунь и Дальний.
При аресте Пу И один из военных предложил обыскать его, но советский офицер сказал, что Пу И не арестован, а интернирован и обыскивать его не следует.
На следующий день после ареста Пу И, его брат Пу Цзе, мужья двух младших сестер императора, трое племянников, доктор и слуга и высшие японские командиры были отправлены на самолете под охраной в распоряжение штаба Забайкальского фронта.
Когда эта живописная процессия садилась в самолет, то все вещи Пу И – чемоданы, узлы, баулы – тащила его свита, он же садился налегке.
Самолет сначала сел на территории Монголии, затем дозаправившись, взял курс на Читу.
Уже стемнело, когда самолет с Пу И подлетел к Чите. У аэродрома гостей ждала вереница «эмок», прилетевших рассадили в машины и колонна двинулась. Через некоторое время машины остановились, их встретил советский офицер – начальник военного гарнизоны г. Читы, который официально заявил об аресте Пу И и его свиты. В Чите арестованный провел полтора месяца, затем его и его окружение переправили в хабаровский спецлагерь. Вместе с императором были его младший брат Пу Цзе, мужья двух младших сестер, трое племянников, доктор и слуга.
Место, где они жили, именовалось специальный объект № 45 и принадлежало краевому управлению НКВД Хабаровска. Это было двухэтажное здание, ранее принадлежавшее какому то училищу. На спецобъекте № 45 содержались 142 японских генерала и два адмирала.
Группа, в которой находился император Пу И, была первой партией военных преступников Маньчжоу–Го и Японии, прибывших в Советский Союз.
Отметим, что 23 августа 1945 г. Государственный комитет обороны Советского Союза принял
