В 1923–1924 гг. сотрудником управления уполномоченного НКИД СССР в Харбине, с 1928 по 1931 гг. генеральным консулом, одновременно являясь членом правления КВЖД, работал советский разведчик и дипломат Б. Н. Мельников.[441] Вместе с ним, являясь разведками, работали ответственный инспектор торгпредства И. И. Кауффельд и начальник паспортного отдела Службы общих дел КВЖД А. И. Парилов.[442] После конфликта вместо отозванного в СССР Мельникова вступил в должность новый генеральный консул М. М. Славуцкий- Аршавский. Члена ревизионного комитета КВЖД Магона сменил начальник Службы общих дел КВЖД Василевский, главу Торгпредства Эмзина сменил бывший начальник секретно-оперативного отдела ОГПУ в Благовещенске А. М. Плоткин-Пилов, позже занимавший должность директора хабаровского отделения Дальбанка.[443]
Основное ядро советского разведывательного аппарата находилось в здании генерального консульства СССР в Харбине. Ряд резидентур был создан по линии КВЖД и в городах Маньчжурии и северного Китая. По данным П. Балакшина, аппарат ГПУ в учреждениях Маньчжурии и Северного Китая, а также во всех отделах КВЖД во второй половине 20-х годов насчитывал свыше 500 человек.[444]
Резидентура Харбина имела связи с корейскими организациями на территории Китая. Так, в архиве имеются документы о переговорах с представителями корейской группы Чо-Дон-гио (Небесный путь). Эта организация просила снабдить их «револьверами и подрывным имуществом» для осуществления волны террора на территории Кореи с тем, чтобы «пробудить общественное мнение страны» и к 1929 г. провести там вооруженное восстание. Нашей разведке предлагалось: 1) «поручить кому-нибудь в Харбине произвести тщательное обследование этой вооруженной организации»; 2) «связать их с хунхузской организацией, хотя бы Гиринского района»; 3) «выдачу имущества поставить в зависимость от результатов обследования».[445]
В 1924 г. с помощью резидентуры ИНО ОГПУ в Харбине была раскрыта подпольная белогвардейская организация. Чекисты заменили поручика Ковалева, нелегально выезжавшего во Владивосток для руководства бандой, своим человеком.
В 1925 г. во Владивостоке состоялся открытый судебный процесс по делу Ковалева и других членов его белогвардейской организации, отзвуки которого можно было найти в местной и центральной прессе.
Одним из наиболее активных помощников резидентуры был Иван Трофимович Иванов-Перекрест, который имел обширные связи среди японских военнослужащих, сотрудников жандармерии, китайцев, служивших в японских учреждениях. «Перекрест является групповодом, занимается вербовкой агентуры, — писал разведчик Зарубин. — Добывал очень ценные материалы о деятельности японской военной миссии в Маньчжурии».[446]
Резидентура находилась на третьем этаже здания советского Консульства. У резидентуры возникали большие трудности, связанные с обработкой (вскрытием, фотографированием, просмотром, заделкой) всей той почты, которая добывалась через агентуру. Недоставало оперативной техники, многие из работников не знали хорошо ни японского, ни китайского языка. Наиболее важные документы, имевшие свыше 10 страниц, приходилось снимать на стеклянные негативы весьма допотопным фотоаппаратом. В Москву шли постоянные просьбы об улучшении оргтехники. По настоятельным просьбам из Харбина наконец из Москвы прибыли два крупных советских япониста, поступила новейшая немецкая пленочная фототехника.
Крупнейшим достижением в работе харбинской резидентуры, как считают авторы «Очерков истории российской внешней разведки», было получение меморандума Танаки («Меморандум об основах позитивной политики в Маньчжурии и Монголии», представленный летом 1927 г. императору Японии премьер-министром и министром иностранных дел генералом Танаки (1863–1929). Однако существует и другое мнение: «Меморандум Танаки» был явной фальсификацией, что явствует из самого языка «меморандума» и печатного органа, его опубликовавшего).
Помятуя об интервенции Японии на Дальнем Востоке в первые после октября 1917 годы, руководство советской внешней разведки ставило перед своим закордонным аппаратом в Японии и ряде сопредельных стран, в том числе в Китае, задачи по раскрытию военных планов токийских правящих кругов, направленных против Советской России и Монгольской Народной Республики, получению сведений о внутриполитическом и экономическом положении Японии, об экспансионистских планах японского правительства вообще и его акциях против Китая в частности. Придавалось большое значение выявлению секретных связей японских спецслужб с российскими эмигрантскими организациями за рубежом и планов их использования в шпионской, диверсионной и террористической деятельности против СССР.
Здесь уместно сказать о позиции США. Хотя официальные дипломатические отношения между Советской Россией и Америкой были установлены только в 1933 г., уже в начале 20-х годов беспокойство Америки по поводу растущего влияния Японии в Азии предопределило «прорусскую позицию» американских военных кругов. Эти «симпатии» проявлялись в неформальном сотрудничестве американских разведывательных служб с большевиками. Такое сотрудничество было зафиксировано во Владивостоке, американцы предоставляли службам ДРВ информацию разведывательного характера о планах Японии в Сибири и на Дальнем Востоке. Так, в конце лета 1920 г. российской стороне американцами было сообщено об отходе Японии от политики прямого военного вмешательства и ее попытках сохранить свое влияние в регионе, поддерживая белогвардейские силы.[447]
В октябре 1921 г., после провала первой фазы российско-японских переговоров в Дайрене, когда Япония выдвинула ДВР и Советской России целый ряд унизительных требований, американские источники вновь проинформировали нашу сторону о дипломатическом давлении на Японию, предпринятом правительством США, и готовности последней пойти на значительные уступки в ходе следующего этапа переговоров.[448]
Несмотря на то что японские спецслужбы вели работу в основном на высоком профессиональном уровне, были у них и слабые места. Япония, чувствуя себя хозяином в Маньчжурии, недостаточно внимания уделяла особенностям местной оперативной обстановки и недооценивала возможностей иностранных разведок. В частности, японцы довольно легкомысленно относились к пересылке своей служебной и дипломатической документации. Эти слабые места были использованы советской разведкой. Резидентура тщательно изучила важнейшие японские объекты в Маньчжурии, их распорядок работы, почтовые каналы. На главных пунктах, через которые следовала японская секретная почта, была приобретена или внедрена агентура.
Меморандум Танаки был добыт через Перекреста. Получение его было «звездным часом» харбинской резидентуры.
В 1929 г., в разгар антисоветской кампании в Китае, в китайском журнале «Чайна критик» «Меморандум Танаки» с помощью российских спецслужб был опубликован. Его публикация вызвала широчайший резонанс в дипломатических кругах и оказала большое воздействие на развитие международных отношений в тот период и на многие годы вперед как в Азии, так и в других регионах мира. В нем впервые открывались истинные планы Японии по завоеванию мира. «…Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами… Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией является первым шагом».[449]
Итак, обозначались этапы осуществления этой задачи: сначала подчинение Маньчжурии и Монголии, затем Китая. После овладения ресурсами Китая Япония должна была перейти к завоеванию Индии, стран бассейна Тихого океана, Малой и Центральной Азии и, наконец, Европы. Одновременно в качестве «программы национального развития Японии» в меморандуме выдвигалась «необходимость вновь скрестить мечи с Россией». «Японо-советская война, — писал Танака, — принимая во внимание состояние вооруженных сил СССР и его отношения с иностранными государствами, должна быть проведена нами как можно скорее. Я считаю необходимым, чтобы императорское правительство повело политику с расчетом как можно скорее начать войну с СССР.
Разумеется, нам нужно осуществить продвижение до озера Байкал. Что касается дальнейшего наступления на Запад, то это должно быть решено в зависимости от обстановки, которая сложится к тому
