частности – здесь общий отдел, а не хухры-мухры.
Я в общих чертах изложил суть дела.
Человек в бурках поморщился:
– Да нам дела нет до того, как вас зовут, где вы живете и что вас беспокоит. Я же русским языком сказал – без подробностей. Отдельный, мол, гражданин… Вы ведь, надеюсь, не группу представляете?
– Только самого себя, – сказал я.
– Ну и короче.
– Никакой жизни от них нет.
Человек в бурках злобно смешал карточки и поднялся:
– Вы куда пришли в таком состоянии? Здесь вам общий отдел, а не хухры-мухры!
– А где же, в таком случае, хухры-мухры? – спросил я.
– Хухры – вторая дверь налево, а мухры – пятнадцатый этаж, а там спросите, – не растерялся человек в бурках.
– Между прочим, я от Страмцова, – бросил я.
Вместо ответа человек в бурках стал сильно подпрыгивать на месте. Из-под волчьей шубы во множестве полетели такие же карточки, что и на полу. Вдоволь напрыгавшись, человек в бурках пал на пол и принялся стремительно перебирать карточки.
– Ага! – закричал он, выпрямляя и потрясая карточкой. – Вот он и Страмцов! Отыскал след Тарасов! Ведь мы с ним, гражданин хороший, в незабвенном году решением коллегии были брошены на ликвидацию задолженности! Какие были времена, какие люди! Не то что вы! Жигнул вас гад-другой, а вы и на дыбки…
– Понимаете, – сказал я, – я просто не хочу, чтобы пили мою кровь без моего согласия…
– А нашего со Страмцовым согласия кто-нибудь спрашивал, когда посылали на прорыв, на проран, в узкое место? Кто вообще тогда согласия спрашивал? Сколько я на этих вот пальцах (он показал, на каких именно) торфоперегнойных горшков одних пересчитал!
– Знаете, – сказал я, – я бы, например, и сейчас с удовольствием послал бы вас… в узкое место.
– А вот этого не надо! – отказался человек в бурках. – Это не по-хозяйски, так и передайте Страмцову, это, мол, избиение кадров. Пусть он там не думает, у меня тоже на него матерьялу предостаточно… Что там у вас? Ах, эта мелочь… И дело, наверное, было в ночь с пятого на десятое?
– Т-точно так, – поколебался, но сказал я.
– Я думаю, человек вы видный, серьезный, Страмцов кого попало не пошлет. Ступайте-ка лучше прямо в оперативный отдел. Только мой вам добрый совет: сами ничего не предпринимайте. Никакой самодеятельности, никакого самосуда!
– А почему, собственно, нельзя? – спросил я.
Человек в бурках устало опустился на корточки и без прежней поспешности стал собирать картотеку. Наконец он поднял голову и сказал задушевно:
– Как же вы через кровь-то переступите? А?
«ТЫ ОДИН МНЕ ПОДДЕРЖКА И ОПОРА…»
В оперативном отделе мной занялся парень в штатском, но с форменными пуговицами, представился старшим оператором Басмановым. Выяснилось, что заявление мое написано никак не по форме. Как положено писать, Басманов объяснить затруднился и наладил меня к двери, на которой висела табличка:
Здесь было как в доброй библиотеке: стояли книжные полки и висели портреты классиков. За столами скучали три девицы и пожилой человек с табличкой «Дежурный Языковед» на груди. Девицы вели неспешный разговор.
– Умела бы я ткать, – говорила одна, – я бы за этой марлевкой в очередях не толкалась…
– Нет, лучше готовить уметь, – сказала другая. – Вот окончить бы такие специальные курсы, чтобы готовить…
– Ребеночка бы родить, – мечтала третья. – Я бы его откормила, одела всем на зависть…
Дверь за мной тихонько заскрипела. Девицы встрепенулись и уставились на меня, но, словно бы разочаровавшись, отвернулись и вернулись к прежнему разговору.
– Вы чего хотите, молодой человек? – сказал Дежурный Языковед. – Вы пришли с чем? Ах, заявление? Ну так и пишите: «Заявление о том…» и далее излагайте суть, я буду исправлять ошибок по мере надобности…
– Так же не пишут – «Заявление о том…» – сказал я.
– Вы не читаете газеты? Нужно читать газеты. Там неоднократно разработан настоящий оборот речи, как-то: «Глава Белого дома недвусмысленно дал понять о том, что…» и так дальше.
– Ладно, – сказал я. – Положено так положено.
Поднапрягся и написал все как есть.
Дежурный прочитал мою писанину и побелел:
– Разве можно прямо вот так и писать? И кто же теперь пишет так вот прямо? Широко используйте иносказания, эвфемизмы, тропы, синекдохи – всего языкового запаса. Вы читали рассказ Бабеля «Любка
