буденновцев оказалось больше пулеметов, особенно на тачанках. Вероятно, пулеметный огонь как раз и сдерживал, отрезвлял беляков, не позволяя им идти на сближение.
Понял Климент Ефремович и еще одно: люди, оказавшиеся на равнине, на поле боя, не торопятся, не суетятся, делают свое привычное дело. Они ведь сталкиваются с врагом в малых и больших схватках почти ежедневно. И если бы каждый бой состоял из тех лихих атак, из той отчаянной рубки, о которых любят рассказывать конники на досуге, то враждующие стороны давно были бы истреблены. А в действительности, несмотря на частые стычки и схватки, на разбивание и рассеивание частей, численный состав враждующих сторон изменялся сравнительно мало.
И буденновцы, и казаки выходили на поле боя не как новички, готовые колошматить и мутузить один другого, а как опытные мастера, стремившиеся достигнуть крупного успеха ценой небольших потерь. Не спешили, не бились оголтело лоб в лоб, а ожидали, пока враг допустит ошибку, оплошность, чтобы немедленно этим воспользоваться. А нет - постреляют и разъедутся восвояси. Или возьмет перевес тот, у кого больше всадников, сильнее огонь.
Однако бывали и такие сражения, которые предопределяли ход боевых действий на недели и даже на месяцы. И тогда противники не считались с риском, с утратами, шли на все, не щадя себя ради победы.
Известно было Клименту Ефремовичу, что даже бывалые кавалеристы, за редким исключением, по возможности избегают рубить шашкой или колоть пикой. Застрелить - одно. А вонзить клинок в живое тело - к этому невозможно привыкнуть. И лишь в решающих схватках, когда сходились грудь на грудь, когда в дикой горячке забывалось все, тогда и рубили, и кололи, и руками душили.
Похоже, именно такая схватка закипала сейчас, хотя люди еще и не осознали этого, еще не произошел тот перелом, который отделяет обычную боевую службу от безоглядной яростной ожесточенности.
Судя по всему, противник намеревался дать большой решающий бой. Постепенно прояснялся замысел белых. Развернув на тулупе карту, Егоров высказывал Сталину свои соображения.
- Шестая кавдивизия Тимошенко, взявшая вчера Болоконовку, проследовала дальше, а дивизия Городовикова вышла к населенному пункту только сегодня. Этим и воспользовался противник: захватив Болоконовку, мамонтовцы вбили клин между дивизиями красных. Часть сил бросили, вероятно, в тыл Тимошенко, часть повернули против Городовикова. Намереваются бить их поодиночке. Замысел весьма опасный, - объективно оценил Александр Ильич.
Перевес противника становился все заметней. Если в центре бой шел на равных, с переменным успехом, то на флангах казаки имели явное преимущество. Особенно слева, как раз против высотки. Туда не доставал пулеметный огонь с тачанок. Группы казаков, подавляя незначительное сопротивление, все глубже охватывали боевые порядки 4-й кавдивизии.
- Семен Михайлович, - Ворошилов, понизив голос, кивнул в сторону начальства, - какое решение ты принял?
- Атакую резервным кавдивизионом.
- Маловато.
- Больше ничего нет. А дивизион - бригады стоит!
- Не затягивай, действуй. Того гляди, прорвутся сюда казаки!
Буденный повернулся в седле - лицо побагровело, глаза навыкате, голос звучал гневно:
- Чего учишь, сам знаю! Без прикрытия Реввоенсовет не брошу! Жду, пока пулеметчики развернутся!
- Какие еще пулеметчики?!
Буденный указал нагайкой через плечо. Климент Ефремович, обернувшись, увидел упряжки с броневиками. Ездовые нещадно хлестали коней, подталкивали сзади тяжелые машины. Вот первая из них выкатилась на гребень. Шевельнулась плоская башня. Глухо простучала пробная очередь.
- Теперь можно! - крикнул Буденный, выезжая к готовому для атаки Особому дивизиону. Привстав на стременах, выхватил из ножен клинок, качнул его над головой вправо, влево, резким движением выбросил лезвие прямо перед собой и ударил шпорами жеребца. Строй покатился по скату следом за ним.
Климент Ефремович не понял, толкнул ли коня, или сам игреневый, привычный к бою, рванулся вместе с другими, - во всяком случае, Ворошилов оказался в атакующей лаве, недалеко от Буденного, и поздно было натягивать поводья. Но, даже имея такую возможность, он ни за что не остановился бы, увлеченный общим порывом, охваченный азартом боя. Пригнувшись к шее коня, летел он, вскинув шашку и выбирая далекую еще цель. Весь - стиснутая пружина, восприятие обострено, и никакой черт не был страшен ему!
Успел заметить, что справа и слева от Буденного вырвались вперед, выставив пики, несколько всадников, а следом за Семеном Михайловичем скакал калмык в лисьей шапке, без пики и без шашки, с одним карабином в руке - лучший стрелок. И рядом с собой тоже увидел Ворошилов чубатого донца в фуражке с околышем, высунувшего острие пики.
За спиной, почти над ухом, грянул выстрел, и казачий офицер, скакавший на Ворошилова, начал заваливаться в седле. Конь его вскинулся на дыбы. Игренька сам обошел врага слева, подставляя его под удар, но Ворошилов не успел секануть падавшего офицера, лишь концом клинка ощутил на мгновение что-то податливое, мягкое. Игреневый пронес его дальше.
Бойцы, обогнавшие Ворошилова, врезались в плотный строй казаков. Там рубились с криком, с хрипом, с дикими воплями. Звенели клинки, ржали лошади.
Остывая, Климент Ефремович сдержал коня, огляделся. Подумал радостно, что атака удалась, белые пятятся! Снизу, с поля боя, ему не было видно, как в считанные минуты атака Особого кавдивизиона изменила весь ход сражения. Белые начали перестраивать свои части в центре, поворачивая сотни навстречу новой, еще не совсем понятной опасности. И тут же, воспользовавшись замешательством у противника, заметив, как ослаб его огонь, пошли вперед эскадроны Городовикова.
Некоторое время белые еще держались, но настроение уже переменилось, вера в успех была поколеблена. Те, кто находился на флангах, с опаской прислушивались: как там в центре, не прорвались ли красные? А на главном участке все больше боялись за фланги. Не дай бог, обойдут буденновцы, отрежут пути отхода.
Потери у казаков были невелики, но они не добились выигрыша, задуманный план сорвался, положение осложнилось. Белые начали отходить на юго-восток, к Волоконовке.
Казалось, бой скоро закончится, не принеся заметной удачи ни одной из сторон. Но случилось такое, чего не ожидали ни мамонтовцы, ни красные кавалеристы. Начальник 6-й кавдивизии Тимошенко, узнав о вклинении врага и слыша у себя в тылу звуки большого боя, повернул свои полки назад и поспешил на помощь Городовикову. Отступавшая, потерявшая боевой настрой масса казаков, стремившаяся лишь к одному - оторваться от преследования, натолкнулась вдруг на свежую, развернутую для атаки дивизию красных.
Обрушившись на казаков, Тимошенко погнал их вспять, при этом окончательно перепутались все вражеские части и подразделения, управление ими было потеряно. Огромной дезорганизованной кучей кинулись они в сторону 4-й кавалерийской дивизии, а там пулеметные тачанки встретили их свинцовым ливнем.
Белые метались по всему обширному полю, утратив ориентировку, не соображая, где свои, где чужие. Сабельные эскадроны двух красных дивизий гоняли их, рассеивали, рубили. Лишь отдельным группам удалось вырваться из «мешка», большинство казаков полегло под пулями, под ударами шашек. Побоище длилось долго.
Буденный подскакал к Ворошилову в распахнутой бекеше. У загнанного жеребца мылилась в пахах пена.
- Видел, Клим Ефремович! Ай, молодец Тимошенко!
Хотел бросить шашку в ножны, но замедлил движение руки: клинок не блестел, а будто покрылся легким налетом ржавчины. Брезгливо поморщившись, Буденный достал из кармана галифе большой клетчатый платок, протер клинок раз, другой и швырнул покрасневшую тряпку на землю.
Вдвоем, возбужденные и веселые, поскакали на высотку. Буденный доложил Егорову о полном успехе. Тот, чувствовалось, был очень доволен. Но заговорил строго:
- Климент Ефремович, а ведь казаки получше вас шашкой владеют.
