- Помню, как вы рвались на фронт осенью, как стремились сразиться с немцами. Почему же теперь, когда положение гораздо хуже, вы находитесь дома, а не в штабе Западной завесы в Смоленске? Не в тех казармах, где формируются новые полки? Тоже сошлетесь на то, что вас не пригласили?
- Дело не в приглашении.
- Вот именно, - кивнул Калинин. - И я догадываюсь, что немцы вовсе не кажутся вам такими опасными, как осенью. Вы теперь думаете не столько о них, сколько о привилегиях, которых лишились.
- Все это поправимо.
- Как вы сказали? Поправимо? - подался к нему Калинин.
- Пройдет время, улягутся страсти, вызванные войной и переворотом, можно будет спокойно обсудить вопрос о наших землях, поместьях, фабриках и найти решение, приемлемое для всех.
- Оно уже найдено, - сказал Михаил Иванович. - Зачем же искать его еще раз?!
- Вспомните историю, - возразил Яропольцев. - Ваша революция не первая, они были и раньше, но в конечном счете все возвращалось к незыблемым принципам.
- В том-то и суть, что наша революция в корне отличается от всех прошлых! Наша революция социалистическая, вот что надо понять, она не заменяет одних эксплуататоров и угнетателей другими, а полностью ликвидирует всякую эксплуатацию и всякое угнетение. Власть перешла к хозяевам государства, к рабочим и крестьянам.
- Нельзя нарушать основополагающие законы, а вы отбрасываете их.
- Наоборот, - улыбнулся Калинин. - Мы как раз восстанавливаем историческую справедливость. И к прошлому возврата не будет!
- Вы абсолютно уверены в этом? - осведомился Яропольцев.
- Абсолютно. Скажите мне искренне, положа руку на сердце: хорошо ли жили крестьяне в тех губерниях, где находились ваши поместья?
- Бедно. Кое-где даже очень бедно, если по европейским понятиям.
- А велика ли была разница между положением рабочих и капиталистов, хозяев?
- Значительная, - осторожно ответил Яропольцев.
- А ведь крестьяне и рабочие - это девять десятых населения, если не больше. И они такие же люди, как и все прочие. Но глупого помещичьего сына учили, вдалбливали в него науку силком, а талант из крестьян с великими трудностями пробивался на поверхность. Помещик и капиталист жили в роскоши, рабочий и крестьянин - в нищете. Вот мы и покончили с этим. Народ сразу распрямился, как только настоящую волю почувствовал. И теперь его не согнуть ни голодом, ни холодом, ни силой!
- Спасибо за разъяснение, - сказал, поднимаясь, Яропольцев. - Теперь я полностью утвердился в мысли: надо ехать на юг. Оставлю семью в Воронеже, а сам дальше, на нижний Дон. Там немцы, там главный фронт.
Михаил Иванович пристально посмотрел на него:
- Туда сейчас стремятся многие офицеры, туда сбежал генерал Краснов, Нарушил свое слово не выступать против Советов и сбежал. Там теперь два фронта.
8
Тоскливо протекало у Кольки лето. Никакой воли - отсиживался, будто зверюга в норе. Питерские чекисты крепко взялись за дело. Еще в апреле разгромили организацию анархистов, забрали самых фартовых ребят. Потом вроде дали передышку, а в июле опять прошлись по городу частым гребнем. Арестовали больше двух тысяч всяких там бывших: буржуев, офицеров, чиновников. Ну и шпана влипла заодно с ними. Опасно стало выходить на улицу по ночам, да и ночи летом с гулькин нос. Ленька Чикин велел затихнуть и дышать через раз. Вот и коротал Колька нудные дни в трактире, на хозяйской половине. Если в зале начинался шухер, лез в погреб, люк которого был под печкой.
Однажды Чикин сказал: «По мелочам теперь рисковать не будем. Новых хозяев нашел. Фирма крупная, работа серьезная». - «Хрен с ней, с фирмой, как платить будут?» - «Говорю, не хозяева, а клад! Заграничное золотишко дают, понял?!»
После этого разговора, оставив деньги, Чикин исчез надолго. Без него Колька скучал. И еще мучила его Зойка. Так терзала, что измордовал бы ее, да не мог. Все равно что себя бить - настолько прирос к ней. А она понимала это. Вскочит утром бодрая, свежая, покрасуется перед зеркалом, нарядится - и в дверь. Только ее и видели до самой темноты. Сперва была подавальщицей в столовой у большевиков. А потом записалась на медицинские курсы, организованные городской управой. Пролетаркой заделалась, красную косынку носит, юбку выше колен.
Колька места себе не находил: черт их знает, чему обучают на этих курсах, какие примеры показывают!
- Э-э, не говори так! - убеждал его старый трактирщик. - Слава богу, моя честная дочь может учиться! У нее будет хорошая работа - ставить пиявки или рвать зубы, на это всегда есть спрос и всегда есть кусок хлеба при любой власти!
В душный августовский вечер с черного хода постучался наконец Чикин. Бросил на стол фуражку с лакированным козырьком, велел женщинам выйти. Спросил Кольку:
- Газеты читаешь?
- Надо мне, брехню всякую...
- Надо. В газетах теперь не только баланду льют. Вот взгляни - последняя новость. Чрезвычайная комиссия расстреляла группу заговорщиков - офицеров Михайловского артиллерийского училища. С эсерами связаны были, с англичанами. Кое-кого из этих офицеров я знал. А под сообщением видишь чья фамилия?
- Урицкий.
- Не щадит белую кость, под корень косит. Ну, ничего: на этот раз он сам себе смертный приговор подписал!
- Кто? - встрепенулся Колька. - Кто решку ему наведет?
- Не трясись, не ты. Урицким офицеры займутся. Кровь за кровь - свою честь защищают. А для нас другая работенка имеется.
Чикин несколько секунд колебался, потом шепнул в самое ухо:
- Калинин... Знаешь такого?
Кольке сразу полегчало, почувствовал себя увереннее.
- Этот тихий. Близко видел его. Он небось и оружия при себе не держит. А охрана у него есть?
- Сперва все выведаю, тогда план разработаем. Не торопись. Спешка полезна только при ловле блох... - сострил Чпкин. - И чтобы ни слова, понял? Скоро к хозяину пойдем, тогда все узнаешь.
С этого вечера Колька повеселел: большими деньгами запахло, есть за что рисковать. При удаче - Зойке сразу бриллиант. На, живи барыней! А то - ишь чем расхвастался старый хрен: зубы будет лечить, кусок хлеба всегда обеспечен...
Через несколько дней Чикин подкатил к трактиру на извозчике. Поторопил Кольку, чтобы скорей одевался, и взял винтовку с патронами. Сказал, двинув на лоб фуражку:
- К хозяину.
- Прямо в открытую?
- Чекистам не до нас, - хмыкнул Чикин, но голос все же понизил. - В Москве в Ленина пульнули... Рвутся у большевиков все кружева, в клочки рвутся... - И, оглянувшись, перешел на шепот: - В английское посольство едем, к военно-морскому атташе. Он тобой особенно интересовался, и по нашему делу и вообще...
За два квартала до посольства Чикин из предосторожности отпустил извозчика. Пошли медленно, чтобы явиться точно в указанный срок. Колька думал о том, что с англичанином надо обязательно столковаться. Работать на него самостоятельно, деньги получать не через Леньку, а прямо в собственные руки.
Людей на улице было немного. Встречные сходили с тротуара, уступая дорогу вооруженному матросу
