К этому можно добавить, что даже «ма», отмеченное одним определенным номером, может иметь несколько значений; «ма3», например, означает еще и «гири» и «лошадь». Но это-то нам не так уж удивительно: у нас самих слово «ключ» имеет пять различных смыслов. А вот к иероглифам, изображающим эти разные «ма», я советовал бы вам приглядеться внимательно. Они либо неодинаковы вообще, либо один основной значок сопровождается в них другим, добавочным, указывающим, в каком смысле надо понимать (а значит, и как произносить) этот слог в данном случае: «ма»-муравей отмечен иероглифом «насекомое»; «ма»-агат – значком «камень», и т. д. Я уверен, вас поразила эта удивительная сложность: как же запомнить для каждого слова его разнообразные «тоны»? Но каждый «чжунго-жень», каждый китаец, с полным правом не согласится с вами.
«Позвольте, – скажет он. – Тонов всего четыре, если говорить о нашем литературном языке. Разобраться в них совсем просто. А вот как вы обходитесь вовсе без них, да притом не путаетесь в ваших бесчисленных, совершенно различных аффиксах, которые одному корню могут у вас придавать не четыре, а головоломное множество самых различных значений, – вот это уж прямо уму непостижимо!»
И по-своему он будет, конечно, прав! Нет, правду говоря, языков «вообще трудных» и «вообще легких», как нет языков «вообще красивых» и «вообще некрасивых». Каждый язык и легок и прекрасен для того, кто говорит на нем с детства. А чужестранцу он обязательно дается с трудом, большим или меньшим, – это зависит уже от того, каковы языковые навыки этого самого чужестранца.
Теперь все понятно. Китайскому языку нет никакой надобности в наших аффиксах: он выработал другие способы и производства слов и их изменения. У нас и в Китае слова как бы живут разной жизнью в живой речи. Наши слова точно должны все время надеяться на собственные силы, расти, наращивать, как мускулы, суффиксы, префиксы, окончания. Слова же китайского языка действуют больше «в порядке взаимопомощи», поминутно тесно примыкая друг к другу, определяя даже самих себя через общение с другими. Естественно, что они могут оставаться более простыми по внутреннему составу своему.
Поэтому в смысле краткости слов состязаться с корневыми языками другим языкам нелегко. И создается впечатление, что мы уже решили нашу небольшую задачу: самые короткие слова должны как будто найтись в языках, близких к китайскому, самые длинные – в языках, пользующихся всевозможными аффиксами. К последним принадлежит и русский язык.
В самом деле: в нашем языке, как и в его ближайших родичах, части слов срастаются друг с другом очень тесно и прочно. Они как будто врезаются, ввинчиваются одна в другую до того, что порою крайне трудно различить, где кончается одна и начинается другая. Попробуйте определить, что́ является корнем в таких словах, как «обувной» или «одежда», и вы сами скажете, что это так.
Поэтому я и назвал эти языки «языками на шипах», а корневые – «языками россыпью». Но, во-первых, кроме них, существуют в мире языки третьего типа, «языки на клею», которых мы еще не коснулись. А во- вторых, далеко не все причины разрастания слов исчерпаны нами. Поговорим об этом еще немного.
О ФЛЕКСИИ И О ПРОЧЕМ
Что такое суффиксы и окончания, мы знаем хорошо. Но в наших европейских языках наряду с ними большую роль играет при образовании и изменении слов флексия. Из-за нее такие языки носят даже название «флективные». Вот до какой степени флексия важна и характерна для них! Что же она собой представляет?
В старых школьных грамматиках флексиями называли иной раз самые обычные окончания слов. Теперь от этого давно отказались. Имя это придано совершенно другому явлению.
Среди большой группы языков «аффигирующих» (мы уже говорили об этом названии) ученые видят два различных типа.
Вот, например, немецкий язык.
Есть в нем корень «финд», означающий «находка». От этого корня произведено немало слов, и у каждого слова есть разные формы. Но, поставив их в ряд, не всегда непосвященный легко определит, что они относятся именно к одному корню:
находить – финден.
я нашел – их фанд.
эта книга была найдена – дас Бух вар гефунден.
Как видите, при изменении слова перемены коснулись не только суффиксов (-ен) и префиксов (ге-), но и самого корня: «финд» превратилось в «фанд», потом в «фунд». И изменение гласного звука внутри корня привело к изменению смысла слова.
В немецком языке это явление постоянно. Вот несколько примеров:
манн – человек
меннер – люди
зинген – петь
занг – пел, гезунген – спетый
баум – дерево
боймэ – деревья
кнабе – мальчик
кнэблайн – мальчишка
Еще более удивительное положение можно встретить в арабском языке. Там корень слова вообще всегда состоит только из одних согласных звуков; обыкновенно из трех, редко из четырех. Гласные же могут быть любыми, но каждое чередование их придает корню один, строго определенный смысл.
Вот, например, корень «ктб». Он означает «письмо». Когда араб вводит в него два гласных «а», возникает глагол действительного типа, и притом прошедшего времени.
КаТаБа – написал.
Если на те же места попадут гласные «у» и «и», глагол в том же прошедшем времени приобретает страдательное значение:
КуТиБа – был написан.
Совершенно так же:
КаТаЛа – убил (корень «ктл»)
КуТиЛа – был убит
ДаРаБа – побил (корень «дрб»)
ДуРиБа – был побит
И тут, как в немецком языке, только гораздо чаще и правильнее, изменение смысла слова выражается при помощи изменения гласных звуков корня. Корень как бы «ломается», «изгибается» при этом, становится не самим собою. Именно потому такое явление, характерное для части «аффигирующих» языков, и называется «флексией»: слово это по-латыни означает «изгиб».
Наличие «флексии» резко отличает такие языки (и русский в их числе) от многих других. Поэтому они называются «флектирующими».
Надо заметить, что между «флектирующими» языками и «корневыми» (вроде китайского) нет непроходимой бездны. Мы знаем, что английский язык относится к «флектирующим». Но ведь в нем же мы встречали корни слов, которые ведут себя почти как китайские слова-слоги. Таких корней в английском языке становится все больше и больше; значение суффиксов и приставок в нем снижается. Видимо, язык этот был таким же, как немецкий или русский, а станет, может быть, похожим на китайский.
С другой стороны, ученые выяснили, что многие «флектирующие» языки прежде были «корневыми»; только постепенно они сделались тем, чем являются сейчас.
В то же время рядом с этим типом языков есть в обширной группе «аффигирующих» языков еще другие, резко отличные от всего, что мы видели, языки.
Эти так называемые «агглютинирующие» языки стоят как бы посередине между теми разрядами, которые мы уже разобрали.
Слово «агглютинирующий» значит «склеивающий». Почему так назвали эту группу языков?
В языках вроде китайского их «сюй-цзы» – вспомогательные словечки, наподобие английского «to» меняющие значение слов, – вовсе не связываются с самими «ши-цзы», настоящими, значимыми словами.
