стороне среди молоденьких лиственниц видна эвенская юрта, над которой вьется струйка розоватого дыма.
На другом берегу Анюя прямо на песке разбросано еще несколько конических юрт с копошащимися около них ребятишками. Тут же бредет группа рыбаков, с криками тянущих невод. Большая лодка вместе с неводом медленно подтягивается к берегу. Вот уже почти вся сеть вышла из воды, и даже отсюда нам виден богатый улов. Крупная рыба прыгает и бьется на гальке, откуда ео перебрасывают в лодку.
Мы входим в тихую заводь под селом. Нас уже давно заметили. На низкой травке с цветущими одуванчиками несколько неподвижных фигур. Шлюпка уткнулась носом в песок. К нам подходит старик эвен в высоких резиновых сапогах и штанах из оленьей кожи. Он вынимает изо рта дымящуюся трубку и, протягивая мне руку, говорит:
— Здорово, друг!
Итак, мы в Пятистенном. Часы показывают начало одиннадцатого ночи.
Село Пятистенное — последний населенный пункт на нашем пути. Покинув его, мы выйдем за границу обжитого мира и длительное время будем предоставлены своим силам. Здесь мы должны пополнить запас горючего и, как предполагалось, арендовать плоскодонку.
Тут находятся сельсовет, управление рыболовецким и охотничьим колхозом, промтоварный магазин, хлебопекарня, изба-читальня кинопередвижка.
Подошедший к нам комсомолец-якут предлагает не разбивать палаток, а подняться по косогору и расположиться в помещении пустующей бани. Действительно, прямо над нами светлая, хорошо сколоченная изба, к которой мы и подтаскиваем необходимые под рукой вещи.
— За остальное не беспокойтесь, — говорит молодой человек, — здесь никто вашего не тронет!
Когда я спускаюсь к берегу за очередной ношей, ко мне подходит теща Бонапарта. Она благодарит за помощь и, протягивая лопаточкой руку, по-старинному низко кланяется.
Я смотрю на широкоскулую сухонькую старушку и думаю: кто бы поверил, что у нее такое мужественное сердце, твердая рука и верный глаз!
Оттолкнув свою легкую лодочку на середину заводи и загребая двусторонним веслом, старуха медленно плывет к верхней околице села.
У бани, где Петя и Саша раскладывают имущество и кипятят чай, уже собралась небольшая толпа. Впереди мужчины и дети, в стороне несколько женщин в ярких, расшитых цветными бусами и украшенных мехом национальных костюмах.
Все взрослые курят трубки и молча наблюдают за каждым нашим шагом, вполголоса обмениваясь какими-то замечаниями.
Вот чай заварен, на вьючных ящиках расставлена посуда. Что же делать дальше? Ведь не можем мы напоить и накормить всех?!
Мы пополняем наш чайный сервиз стеклянными банками из-под консервов, и я приглашаю к «столу» двух стариков эвенов и молодого якута. Всех остальных Петя оделяет печеньем, конфетами, а некоторых и папиросами. В результате все довольны, а у нас постепенно проходит чувство неловкости.
Завязывается общая беседа, в которой принимают участие и сидящие за столом «почетные» гости, и гости, стоящие за нашими спинами, и даже ребятишки. Впрочем, слишком смелым из них тут же перепадают шлепки, очевидно за неуместные замечания.
Беседа приносит много интересного. Как я и ожидая, выше Пятистенного бассейн Анюя вплоть до водораздела с Анадырем совершенно безлюден. Лишь в зимнюю пору на двести — триста километров вверх по реке отправляются охотники за пушниной. Я записываю полезные сведения относительно русла реки и встречающихся на ней опасностей.
Около четырех часов утра, когда солнце вновь высоко поднялось над горизонтом, наши гости разошлись. Из-за отсутствия привычной границы между днем и ночью мы отдыхаем меньше чем надо. Куклин и Бонапарт явно осунулись, Таюрский тоже выглядит утомленным. Засыпая, я думаю, что нужно скорее переломить это вредное отсутствие порядка в нашей жизни. Нужно следить за тем, чтобы наш режим зависел не от круглосуточно висящего в небе солнца, а от хода карманных часов!
Еще до завтрака, в половине десятого утра, я отправляюсь с Петей в колхоз «Новая жизнь». Мне кажется, что мы идем непозволительно поздно. Однако не только в правлении колхоза, но и во всем поселке еще нет ни души. Залитое солнцем Пятистенное спит! Кажется, что местные жители, как и мы, потеряли границу времени…
В одиннадцать часов идем вновь. На этот раз застаем в правлении председателя и счетовода. Быстро договариваемся о бензине и лодке. Затем, спустившись с председателем в затон, выбираем подходящую для наших целей плоскодонку. Она сколочена из толстых сосновых досок, достаточно длинна, широка и очень устойчива на воде. У нее массивно сработаны нос и корма; это важно: лодка пойдет на буксире и, конечно, ей не раз придется выдерживать сильные внезапные рывки, опасные для слабой конструкции.
Петя выпрашивает у кладовщика немного пакли и ведро смолы. Этого хватит, чтобы законопатить некоторые щели в надводной части лодки и еще останется для текущего ремонта в путешествии.
Во второй половине дня мы заканчиваем все связанные с покупкой формальности. Кладовщик и счетовод помогают нам спустить на берег и погрузить большую железную бочку с бензином. Она занимает всю середину лодки, которая под ее тяжестью заметно оседает в воде. Я сажусь на корму; Петя сильно загребает длинными тяжелыми веслами, которые он долго подбирал на складе.
Вторая половина дня занята ремонтом плоскодонки. Петя и Саша вытаскивают ее на берег и конопатят паклей; я разогреваю в большой консервной банке смолу. По берегу разносится приятный запах, напоминающий о море и далеких путешествиях.
Бонапарт в который раз разбирает мотор, куда-то заливает масло и неодобрительно ворчит что-то по поводу системы охлаждения. В некотором отдалении бессменно дежурит стайка ребятишек.
К вечеру на левом берегу Анюя, как и накануне, показываются рыбаки. Раз за разом они заводят на лодке невод и дружно под негромкие возгласы тянут его к берегу. Бросается в глаза сдержанность этих людей!. Не слышно песен, которыми, конечно, заливались бы на их месте южане, не слышно сочной беззлобной ругани, без которой не обходятся наши рыбаки. Неужели суровость климата делает их такими молчаливыми?
Через некоторое время к нам подплывает на крохотной «ветке» молодой эвен. Ловко подчалив к берегу, он вытаскивает четыре великолепные рыбины и бросает их на траву.
Большие нельмы широко раскрывают пасти и, свиваясь в кольцо, судорожно подскакивают в воздухе. Петя пытается' предложить за рыбу деньги, но эвен отказывается — она прислана нам в подарок.
Взяв у меня папиросу и присев на корточки, эвен с удовольствием закуривает. Течет неторопливая беседа, в которой жесты и мимика столь же важны, как и слова.
Его звать Харитоном, у него жена и двое детей; живут они в одинокой юрте на этой стороне реки. Если мы хотим посмотреть его жилище, это можно будет сделать после работы.
Почему они ловят рыбу вечером, а не днем? В это время она лучше идет в сети и, кроме того, не так много комаров.
Быстро ли падает уровень в Анюе? В этом году быстро — давно не было дождей.
Сможем ли мы, по его мнению, подняться на нашей шлюпке до Ангарки? Вряд ли, слишком глубоко она сидит. Но если не будем задерживаться в пути, то доберемся. Тут Харитон бросает взгляд на плоскодонку и в утешение добавляет:
— Вот эта лодка везде пройдет!
Разговор с Харитоном остро ставит еще одну проблему, серьезность которой мы пока недооценивали. Анюй очень большая река, но быстрый спад воды в случае засухи может повести к резкому обмелению перекатов. Если глубоко сидящая моторная шлюпка застрянет слишком далеко от цели — наше путешествие осложнится, а то и вовсе окажется невозможным. Мы уже по опыту знаем, что подниматься по Анюю на тяжело груженной лодке без мотора почти невозможно.
Мои спутники, как бы боясь потерять лишнюю минуту, невольно торопятся конопатить. Вот работа закончена. Легкий свежий ветер и солнце быстро сушат смолу. А пока мы сидим все четверо на берегу и обсуждаем план будущего дня. Решено полную бочку бензина весом в триста килограммов погрузить в плоскодонку. На лодке обязательно должен быть рулевой, иначе мы рискуем где-нибудь на быстрине потерять почти весь наш запас горючего.
