Праздник катился по проторенной, развеселой дорожке, полностью соответствуя девизу бургомистра, звучавшему как: «Давайте все напьемся в дым, чтоб было счастье молодым!». Кстати, сами новобрачные давным-давно уединились в спальне по своим наиважнейшим интимным делам. В дальнейшем изрядно нетрезвую публику развлекали маги, устроившие невиданный по красоте и размаху фейерверк. Огненные брызги всех цветов радуги непрерывно взлетали в небо, где эффектно взрывались щедрой гроздью пышных, долго не потухающих цветов. Светящиеся пчелы с жужжанием пронзали ночную тьму, к бурному восторгу зрителей, превращаясь то в бабочку, то в стройную свечку с яркой звездой на конце. Народ ронял шапки, охал и ахал, витиевато и порой не совсем прилично превознося мастерство наших на славу потрудившихся кудесников. Ох, уж мне эта непостижимая широта человеческой души, не поддающаяся никакому логическому обоснованию! Нагляднее всех ее демонстрировал вездесущий и весьма колоритный бургомистр, одной-единственной меткой фразой точно отразивший всеобщее отношение к подарку магов: «Молодцы, колдуны, гоблин их раздери!». Но так ведь оно и есть, лучше и не скажешь!
Удобно устроившись на дружелюбно подставленной драконьей лапе и подняв к небу зареванное лицо, я тоже, но, может, не очень внимательно – любовалась огненной феерией.
– Ну, Ульрика, прошу тебя, перестань реветь! – ласково утешал меня Эткин. – Знаешь известную фразу – не ходите девки замуж, ничего хорошего… Продолжить ее до конца?
– Не надо, – шмыгнула я распухшим от слез носом. – Там дальше сплошные скабрезности…
– Вот! – Дракон наставительно поднял коготь. – Брак сам по себе и есть скабрезность!
– Не-е-э-эт…. или да-а-а-а… я не уверена, – жалобно протянула я. – Он из благодарности хотел, словно он мне должен…
– А вот это ты зря! – убежденно попенял дракон. – Это ты сама придумала. Мне кажется – он тебя любит!
– Да за что меня любить?
– Э, – усмехнулся друг, – думаешь, любят только умных и красивых? Ан нет, любят всяких – и косых, и кривых, и тупых. Любят, даже если и любить-то не за что. Потому что любят не за что-то, а всегда – вопреки всему. Будет у тебя еще настоящая любовь.
– Я знаю, – призналась я. – Мне об этом же бабушка Смерть говорила!
– Вот и слушайся умную бабушку!
– Да, но время-то уходит. С каждым прожитым годом мой шанс на любовь до гроба – возрастает многократно! – трагично возопила я, буквально упиваясь собственным горем.
– А сколько тебе лет, детка? – ехидно поинтересовался Эткин.
– Много уже. Целых семнадцать!
– Ой, не могу! Ой, держите меня трое! – громко ржал дракон. – Тоже мне старуха нашлась. Не придуривайся, Мелеана! Если считаешь, что тебе замуж только по возрасту пора, то еще не поздно согласиться на предложение Генриха.
Слезы из моих покрасневших, превратившихся в щелочки, глаз полились еще обильнее:
– Ну, не могу же я согласиться с первого раза!
– И почему это, позволь узнать? – искренне удивился Эткин. – Неужели надо поломаться, цену понабивать, почувствовать свою власть над мужчиной?
– Настоящие женщины никогда не соглашаются с первого раза! – всхлипнула я. – Так во всех эльфийских романах написано. Героиня всегда проверяет любовь на прочность, заставляет героя ждать ее благосклонности минимум года три. Это так романтично!
– Дуры твои героини! – жестко развенчал собеседник мою дутую идеологию. – Романтики ей, понимаешь, захотелось! Да где ты, интересно, в жизни эту хваленую романтику-то видела? В жизни все грубо, быстро и прозаично. Романтика – она только в твоих балладах бывает!
– Вот и хочется романтики!
– Хочется! – удачно передразнил дракон мой гнусавый голос. – Правда жизни состоит в том, что, если настоящая женщина никогда не соглашается с первого раза, то настоящий мужчина ничего не предлагает во второй раз!
– И что теперь делать? – горестно взвыла я, почти перекрыв грохот взрывающихся петард:
– Ох, как все запущено… – Эткин внимательно выслушал вдохновенную слезливо-песенную импровизацию. – А ничего не делай. Забей на эмоции. – Он философски пожал плечами, чуть не уронив меня на землю. – Время покажет. Да и некогда тебе слезы лить, дел-то вон сколько намечено!
– И точно! – Я шмыгнула еще один разочек, напоследок, и решительно утерла глаза. – Придется выполнять данные обещания.
«А еще очень хочется разобраться с третьим испытанием, про которое Смерть так и умолчала. Да и пора бы понять, какое загадочное Кольцо мне предстоит замкнуть», – подумала я про себя.
– Умница! – похвалил Эткин. – Авось, пока разбираешься с нашими загадками, твои загадки сами с тобой разберутся… или тихо рассосутся, – добавил он и подмигнул.
Я нерешительно улыбнулась:
– Ты так думаешь?
– О да, я в этом уверен! – излишне поспешно поддакнул дракон.
– И с чего же мы начнем?
– Гм, – задумался он, прикрывая сапфировые глаза. – Я слышал, что в Долине кленов есть древний храм, в котором якобы хранятся документы, имеющие отношение к исчезновению моих собратьев. Может быть, для начала наведаемся туда?
– Мы с тобой вдвоем?
– Ну, зачем же вдвоем, – заговорщицки усмехнулся друг. – Огвур и Ланс выразили горячее желание сопровождать нас. Собственно, они уже уехали. Обещали, что будут ждать в домике достопамятного тебе паромщика.
Я вспомнила перекошенное лицо мужика, сцену с кошкой и, не удержавшись, фыркнула от смеха:
– А Ульрих нас отпустит?
– А мы ему не скажем, – шаловливо хихикнул гигант. – Пусть занимается королевством сам, чай, уже не маленький!
Я восторженно рассмеялась:
– Ах ты, провокатор. Ведь отлично знаешь, что не замуж мне хочется, а не терпится увидеть и узнать что-то новое!
– Я вас, человеков, насквозь вижу, – горделиво прихвастнул дракон. – Вы же самые беспокойные и пытливые из всех тварей.
– Что, и даже через шелковую рубашку видишь? – деланно испугалась я, хватаясь за кружевные рюши на груди.
– Не, ну, не до такой же степени! – притворно-стыдливо отвел глаза хитрец.
Генрих нещадно подгонял Песню, чего никогда не делал раньше. Обиженная кобыла закусила удила и летела быстрокрылой птицей, почти не касаясь мостовой стройными длинными ногами. Ветер свистел в ушах обезумевшего наездника. Плащ запутался, зацепившись за стремя, и Генрих попросту скинул его, отбросив в придорожную пыль. Шляпа всплеснула полями, взмахнула пушистым белым пером, прихваченным дорогим алмазным аграфом, и упорхнула следом. Задыхающийся от разочарования барон рванул завязки колета. Прочные кожаные шнурки лопнули, как гнилая пеньковая веревка. Сорванный колет редчайшего эльфийского бархата беззвучно растаял в темноте. Ничего, свита подберет. Или не подберет, да