легкой растерянности от всего происходящего, я вспомнила свое излюбленное правило: улыбайся всегда и везде. Ибо друзья, бесспорно, заслуживают наших улыбок, а враги тут же лопнут от зависти! Приняв предельно беззаботный вид, я одарила Эвридику широкой лучезарной улыбкой. Лучше быть предметом зависти, чем объектом сострадания.
— Мотивы моих прошлых поступков тебя не касаются, — снисходительно отчеканила я. — А будущих — тем более!
Эвридика гневно сжала кулаки и заскрежетала зубами. Перламутровые пластинки ее блестящих ноготков впились в ладони, оставляя на них красные следы. Все ее наносное спокойствие как ветром сдуло.
— Ты заявилась к нам без приглашения! — заорала она. — Нарушила размеренный ход нашей жизни, внесла смятение в умы, украла внимание отца, взбудоражила Лаллэдрина, разрушила мое будущее!..
— Не много ли достижений ты приписываешь одной скромной голодранке? — насмешливо улыбнулась я. — Да ты, никак, меня боишься? — Я лукаво подмигнула набычившейся принцессе. — Да?
— Не дождешься, слишком много чести! — скривилась сестрица. Но выражение ее глаз, дерзкое и вместе с тем затравленное, красноречиво подтверждало правильность моей догадки. — А кроме того, тебе все равно не справиться с проклятием Сильваны и не вернуть нас в небо.
— Что-о? — растерянно протянула я, сразу же вспомнив просьбу старьевщика, убитого жрецами богини Банрах. «Верни их в небо…» — так сказал он, и тогда я совершенно не поняла смысла этой фразы. Хотя теперь… Да, кажется, ситуация начала потихоньку проясняться. — О каком проклятии ты говоришь? — уже конкретнее сформулировала я вопрос, намереваясь сложить воедино разрозненные кусочки очередной судьбоносной головоломки.
— Не лезла бы ты в серьезные дела, не предназначенные для твоего скудного умишки! — свысока посоветовала Эвридика, выразительно барабаня пальцами по подлокотнику кресла. — Не детское это дело — бороться с проклятиями.
Я наблюдала за своей сестрицей молча, с легкой жалостью во взгляде. И зачем, спрашивается, она так пыжится и из кожи вон лезет, пытаясь подчеркнуть свою значимость? Считает, будто непомерные амбиции и есть признак блестящего ума? Но значимость человека измеряется отнюдь не произносимыми им словами. Слова ранят, но не убивают; пленяют, но не удерживают; обманывают, но не оправдывают. Так зачем же попусту сотрясать воздух, если без реальных поступков ничего не изменится? Полагаю, со мной согласится каждый здравомыслящий человек, но поди докажи это самоуверенным болтунам, неистово рвущимся к власти, богатству и славе. И боюсь, что пока такие скудоумные личности носят титулы «сильных мира сего», в мире ничто не сдвинется с мертвой точки, а жизнь простых людей так и останется тяжелой, унылой и горькой. А я так хотела ее изменить!
Впрочем, если я намереваюсь поразить свою заносчивую сестрицу, придется подбирать доводы повесомее, ибо на таких наглецов обычные увещевания не действуют. Как говорится, мало, чтобы добро было с кулаками, — нужно еще, чтобы зло было с синяками! А посему, предупрежденная своей неизменной союзницей интуицией, я начала мысленного готовиться к хорошей драке, способной привести нас ко временному худому миру.
Невзирая на бушующие внутри меня эмоции, я продолжала чутко следить за каменным лицом сестрицы, не выражающим ничего. Как известно, мысль — это интеллектуальный экстаз мозга. Тот, кто способен его испытывать, получает удовольствие; а тот, кто неспособен, — вынужден имитировать. Похоже, с имитацией удовольствия у Эвредики дело обстоит крайне плохо.
— Полагаю, проклятие Сильваны как раз меня и касается, — с мягкой настойчивостью заявила я, запуская руку за ворот своего халата и предъявляя принцессе ожерелье из двух оставшихся слез Эврелики. — Вот почему!
Глаза эльфийки недоверчиво расширились. Она нервно облизала языком пересохшие от волнения губы и вдруг кошкой прыгнула на меня, нацелив на мою шею жадно растопыренные пальцы.
— Отдай! — истерично визжала она. — Оно принадлежит не тебе!
Но я, уже готовая к такому повороту событий, быстренько сплела заклинание воздушного щита, отшвыривая от себя сумасшедшую карьеристку. Принцессу легковесной пушинкой отбросило прочь, унося в угол спальни. Там она весомо приложилась спиной о стену и потрясенно замерла, осознав, что столкнулась отнюдь не со слабой дилетанткой, а с весьма достойной противницей. На пол с жалобным звоном упала серебряная ложка, почти завязанная в узел моими боевыми чарами. Принцесса проводила ее осоловелым взглядом… Глаза эльфийки смотрели на меня с такой ненавистью, что если бы они были углями, то прожгли бы во мне две дыры приличного размера. К счастью, я давно уже избавилась от своей прежней робости, а поэтому ответила сестрице спокойным, чуть ироничным прищуром, исполненным чувства собственного достоинства. Всем известно, для хорошего настроения нужно обнять восемь симпатичных тебе людей. Ну или дать в морду одному несимпатичному…
Эвридика не выдержала моего ментального отпора и обреченно сникла.
Тогда я приблизилась и протянула руку, помогая ей подняться на ноги.
— Так о каком все-таки проклятии идет речь? — хладнокровно напомнила я, снова усаживаясь на пуфик.
Шипя от боли, эльфийка потерла отбитый бок и вернулась обратно в кресло, избегая смотреть на меня в упор.
— Когда остатки нашего разбитого войска покидали поле битвы у Аррандейского моста, проклятая чародейка Сильвана наслала на Полуночных свое последнее проклятие, предательски ударив нам в спину. Именем богини Банрах она лишила нас способности летать. С тех пор стоит нам только подняться в воздух и расправить крылья, тут же взвивается невесть откуда взявшийся ветер и сбрасывает нас вниз. У нас есть крылья, но летать мы не можем. Нас лишили неба.
— Ясно, — кивнула я, задумчиво прикусив губу. — А как же магия Лаллэдрина?
— Он бессилен перед наложенными чарами, — печально вздохнула Эвридика. — Он говорит, это потому, что Сильваны уже нет в живых, а снять мертвое проклятие значительно труднее, чем живое.
— Ясно, — повторила я, поймав себя на странной мысли, пока еще не сформировавшейся окончательно, а едва забрезжившей в голове. А что, если…
Но додумать я не успела: Эвридика вдруг неуверенно дернула меня за рукав халата, привлекая мое внимание.
— Не знаю, каких еще артефактов ты сумела нахапать, — обиженно сообщила она, — но признаю, что изначально я тебя недооценила. Предлагаю заключить полюбовное соглашение.
— Полюбовное? — саркастично усмехнулась я. Неуместность использованного ею определения забавляла. — От слова «любить»?
— Деловое! — Сестрица мгновенно исправила допущенный промах. — Давай договоримся так: ты не мешаешь мне, а я не мешаю тебе. Идет?
— Да, — покладисто согласилась я, радуясь столь удобному правилу, удовлетворяющему нас обеих.
— Скрепим наше соглашение рукопожатием? — напирала принцесса, протягивая раскрытую ладонь.
— Легко! — миролюбиво хмыкнула я и первой дотронулась до ее ладони. В ту секунду я намеревалась в точности исполнить свое обещание, но в следующий миг все добрые начинания пошли прахом, ибо с нами произошло нечто ужасное, кардинально изменившее всю мою последующую жизнь. Впрочем, не только мою…
Я едва успела кончиками пальцев коснуться ладони Эвридики, как из глубин моей памяти всплыли странные видения, явившиеся мне в храме. И тут меня озарило: да ведь это ее, Эвридику, увидела я на ступенях дворца, идущую под руку с Арденом! Это ее рука, виднеющаяся сейчас из бордового рукава с золотой каймой, сталкивала меня с высокого обрыва… Не сдержав крик ужаса, я отшатнулась и прохрипела:
— Нет, никогда! Я никогда не заключу с тобой перемирия!
Эвридика злорадно расхохоталась, наслаждаясь овладевшей мною паникой.
— Какая же ты все-таки дрянь! — пафосно заявила она, поднимаясь из кресла и шагая к двери. —
