— О, в ней вы найдете все подробности, сэр. Позвольте мне воспользоваться этой возможностью и приветствовать вас и миссис Бэрроуз на земле Соединенного Королевства.
— Миссис Бэрроуз? Это еще кто такая, черт ее дери?
— Но ведь вы мистер Бэрроуз? Особо важное лицо?
— Ничего подобного.
— Нет-нет, как же, — упорно стоял на своем человек из МИ-5. Его не так-то легко было сбить со следа.
— Компания «Джерико стил»?
— «Джерико стил»? Господи Иисусе, да будь я из «Джерико стил»…
— Уинкуорт! — Таможенный чиновник еще более высокого ранга подошел к ним все с той же свирепой ухмылкой на лице и небрежным жестом удалил незадачливого деятеля МИ-5, который отошел, нервно теребя свой не успевший побывать в употреблении мелок.
— Итак, мистер и миссис?.. — Он не договорил фразу, дав прозвучать в ней вопросу.
— Крамнэгел.
— Очень рад. Очень, очень рад. Позвольте мне воспользоваться случаем и приветствовать вас и миссис… на земле Соединенного Королевства.
— Нас уже приветствовали..
— Что ж, в наши дни лишнее приветствие никак не повредит, не так ли, сэр? Я имею в виду, что во всем теперь чувствуется недостаток любезности, сэр, не правда ли? Вежливость — toujours[5] вежливость, как принято среди культурных людей, чудеснейшая вещь, чудеснейшая во всех отношениях, сэр.
— Вы что, так ничего из багажа и не откроете?
— Зачем же беспокоить вас, да еще сразу по прибытии в страну, сэр? То есть ведь если вы перевозите что-то незаконное, я все равно ничего не найду, если только вы мне сами не поможете, не так ли? Но если вы такой человек, который способен на перевозку чего-то незаконного, то вы вовсе не такой человек, чтобы помогать таможеннику, верно?
— Так что же вы тогда вообще здесь делаете?
— А что мы все здесь делаем?
— Ну, мы вот приехали посмотреть Великобританию.
— И за сколько же дней, позвольте вас спросить?
— За три дня.
— Разве вы сумеете за три дня увидеть здесь больше, чем могли бы почерпнуть за те же три дня из хорошо иллюстрированной книги, не покидая своего дома?
— Раз уж нам дали билеты… — оправдываясь, произнес Крамнэгел.
— О, это меняет дело, — сказал таможенник.
— Такова человеческая природа, — не правда ли, сэр?
— исследователем которой, вряд ли есть необходимость пояснять это, я являюсь. Да, таков человек! Дайте мне билеты на казнь через повешение, и я безусловно вынужден буду пойти на это зрелище хотя бы из чувства вежливости. Вот мы и снова вернулись к вопросу о вежливости — toujours вежливость. Все дороги рано или поздно заставляют нас снова возвращаться к ней.
— Билеты на казнь через повешение? Это у вас что, публичное зрелище? — трагическим голосом спросил Крамнэгел.
— Весьма вероятно, что мы вернемся к подобному положению дел. Весьма. Общественность все время высказывается то за, то против этого. В поисках средства устрашения, учитывая ничтожно низкое количество убийств в нашей стране, общественность готова на все, что угодно. Будучи исследователем человеческой природы, о чем я уже имел честь сообщить, я просто изумлен тем, что у нас так мало убийств. Имея возможность наблюдать общество в разрезе, я не могу не прийти к выводу, что убийство как способ времяпрепровождения следует скорее поощрять, нежели осуждать.
— Да вы с ума сошли! — завопил Крамнэгел.
— Toujours вежливость, сэр, не устану я повторять. — И он зачиркал мелком по чемоданам.
— Клодсли! — раздался теперь голос самого старшего таможенника.
Клодсли, на лице которого появился оттенок меланхолии, достойной испанского монаха, ответил, что сию минуту идет. Меланхолию снова сменила свирепая ухмылка, напрочь стершая выражение философской самоуглубленности и заставившая чету Крамнэгелов спешно пройти дальше, в то время как за их спиной массивный человек в пальто из верблюжьей шерсти начал возмущаться и кипеть: — Я — Бэрроуз, и меня…
— О, разумеется, сэр, будьте любезны, откройте, пожалуйста, ваши чемоданы. Да, пожалуйста, до единого.
— Все они здесь психи как на подбор, все до одного, — сообщил Крамнэгел жене, когда они сели в такси.
— Двое хиппи в иммиграционной службе и пара чокнутых в таможне — н-да, вот было бы здесь работенки Арни Браггеру! А глянь на это такси — как тебе нравится ехать стоя, Эди?[6] Мы, должно быть, едем со скоростью десять миль в час и к тому же не по той стороне. Сколько, он сказал, стоит проезд до города?
— Четыре фунта, — ответила Эди.
— Это сколько будет в настоящих деньгах?
— Даже не соображу. Долларов десять? Какая разница? — Она схватила Крамнэгела за руку. — Ведь мы в Англии, понимаешь? В Англии, откуда отплыли отцы-пилигримы!
— И ничего нет удивительного, что отплыли, раз здесь такие таможни.
Когда такси затормозило у гостиницы «Лексингтон Тауэре», филиала гостиничного концерна Фрискина из города Де Мойна (Айова), дверцу машины открыл швейцар в форме солдата времен гражданской войны между Севером и Югом.
— Это еще что за чучело? — изумился Крамнэгел и полез в карман за бумажником.
— Рядовой гражданской войны, — отчеканил лупоглазый кокни. — А зачем — не пойму. Работа, понимаете ли, новая, вчера только мне обломилась. Видно, значит, чтоб приезжающие были как в своей тарелке. Наша гостиница — дочернее предприятие от отелей «Фрискин». И в начальниках — сплошные янки, как и во всех британских заведениях, кроме пакистанских ресторанчиков. Пожалуйте к портье, и тут же ваш багаж доставят вслед за вами. Если что нужно — не стесняйтесь, спросите. Мы здесь для того, чтобы обеспечить вам комфорт и уют в атмосфере непринужденной и со вкусом организованной роскоши. Чаевые только при отъезде, спасибо, и очень было приятно вас обслуживать. Что вся эта галиматья означает, можете не спрашивать, мне просто пришлось вызубрить из фирменного проспекта.
— По-моему, все это звучит очень мило, — сказала Эди, чуть кивнув с королевским величием.
— Сколько? — спросил таксиста Крамнэгел.
— Восемь колов, — ответил тот душевно и с сердечной теплотой.
— Что такое кол?
— Фунт.
— Вы же вроде сказали четыре.
— Четыре — в один конец. А мне еще вернуться надо.
— Но мы-то с вами обратно не едем.
— То-то и оно. Мне придется ехать пустым.
— Что-то я вас не пойму. С какой стати вам вообще ехать обратно? В городе пассажиров нет, что ли?
— Я аэродромный таксист. Конторы у нас, видите ли, разные. Мне пассажира, который не в аэропорт, брать нельзя. Нестоящее дело. Лицензию отберут.
— Дайте ему шесть, — посоветовал швейцар.
— Да? — Все еще сомневаясь, Крамнэгел тем не менее отсчитал шесть однофунтовых бумажек. Время было позднее, шел дождь, Эди озябла.
Как только Крамнэгелы скрылись в дверях, таксист протянул швейцару однофунтовую бумажку.
— Очень мило с вашей стороны.
