ему еще кусок. И сразу же налила чаю в огромную глиняную кружку и сдернула салфетку с большого блюда. На блюде оказалось чуть-чуть подгоревшее снизу песочное печенье. Как в детстве.
И ему стало решительно все равно, прыгает он в кольцо или нет.
Ингеборга пила чай, сидя напротив него. Пила сдержанно и красиво, как обычно, и Степан, проглотив вторую порцию корма, неожиданно обозлился на то, что она все делает так сдержанно и красиво.
– Вы вполне могли бы и не утруждаться. Я же сразу сказал, что вы можете уехать.
Она посмотрела на него и, кажется, даже усмехнулась.
– Если вы хотите поразить меня своей вежливостью, можете не стараться. Я все и так знаю. Лучше расскажите мне, что такое опять произошло у вас на работе.
– У нас на работе уже довольно давно происходит одно и то же явление. Называется «задница», – пробормотал Степан и откусил печенье. Оно было сухим и легким, очень вкусным. Крошки посыпались на свитер, и он решительно стряхнул их пятерней.
– Задница – это когда вы приехали на работу и поняли, что забыли дома ключи от кабинета, – неожиданно сказала Ингеборга. – А то, что происходит у вас, называется как-то по-другому.
– Это точно. – Степана удивила ее проницательность. – Только я пока не знаю, как это называется.
– Вы всерьез думаете, что будут еще какие-то… жертвы?
– Я не знаю, что именно должен думать. Один из моих рабочих умер явно не своей смертью. Я так до конца и не уверен, своей ли смертью умер Петрович. А сегодня моего зама у меня на глазах чуть не переехала машина. Второй зам от большой любви забрался в сейф и вытащил оттуда вещественное доказательство, потому что был уверен, что оно повредит его возлюбленной. Сама возлюбленная неожиданно сообщила нам, что много лет назад отравила своего мужа, и тот самый рабочий, который умер первым, ее шантажировал. Она приготовилась заплатить ему, поехала ночью в Сафоново, но с ним не разговаривала и не виделась, потому что кто-то столкнул его в котлован. Зато она видела мою машину, которая из Сафонова в ту же ночь уезжала. Перепутать она никак не могла и клянется, что это была именно моя машина. Что вы так смотрите? – вдруг спросил он грубо. – Закройте рот!
Ингеборга послушно закрыла рот.
– Да, и еще! – продолжил Степан с непонятным злорадством. – Прораб все порывался что-то мне рассказать, а я так и не стал слушать, потому что именно в тот момент понял, что тетрадь из сейфа упер Чернов. И я теперь думаю, имеет все это какое-то значение или не имеет.
Ингеборга отпила из кружки и сказала решительно:
– Вам нужно обратиться в милицию.
– Я обращался! Мои проблемы так же нужны милиции, как мне проблемы освоения космоса. Кроме того, я не желаю втягивать в свои личные дела еще и милицию!
– Это никак не ваши личные дела! Столько людей вокруг вас подвергается опасности, а вы даже не хотите выяснить, из-за чего! Почему вы решили, что сможете разобраться в этом сами? А если завтра в вас начнут стрелять, что вы будете делать?
– Отползать в кусты, – буркнул Степан, – больше мне ничего не остается. Спасибо за ужин, очень вкусно.
Но Ингеборгу трудно было сбить с толку.
– Павел Андреевич! Все-таки вы должны обратиться в милицию и рассказать там все, что знаете! У вас же ребенок! Что за ерунда, честное слово, что за игры в сыщиков и воров! А Иван? Что, если это… как говорят сейчас… наезды ваших конкурентов?!
– В том смысле, что я паду смертью храбрых?
Она выпрямила спину, посмотрела ему в глаза – негодование от нее расходилось волнами и грозило вот-вот затопить его стул.
– Я знаю, что вы странный и тяжелый человек, Павел Андреевич! Но у вас есть мозги, и вы любите своего сына. Ну сделайте что-нибудь, пока ситуация окончательно не вышла из-под вашего контроля!
– Вся беда в том, что она никогда и не была под моим контролем. – Ему польстило то, что она сказала про мозги и про сына. Он пересел на диван и закинул голову на мягкую плюшевую спинку. Сразу же захотелось спать. – Я знаю, что должен во всем разобраться, но сам. Сам, без посторонних, понимаете?
– Но вы же не разбираетесь!
– Откуда вы знаете? – спросил он миролюбиво. Ему было тепло и очень хотелось спать. – Может, я только и делаю, что разбираюсь?
– Господи, – вдруг сказала она с тоской, – что же я-то делаю? Зачем я лезу в ваши дела? Какого черта я полночи проторчала на вашей кухне?! Как я теперь попаду домой?!
– Останетесь здесь, – предложил Степан, – ляжете в гостевой спальне. Приставать к вам я не собираюсь.
– Еще не хватало, чтобы вы ко мне приставали! – не слишком искренне возмутилась Ингеборга. – Кстати, мы забрали из ремонта ваш телефон. Его починили и даже вернули кассету, которая застряла в автоответчике. Вы мне должны четыреста восемьдесят три рубля. Счет на стойке, под пепельницей.
– Кассету? – переспросил Степан и поднял голову с уютной плюшевой спинки. – Какую кассету?
– Я же вам говорю – которая в нем застряла, когда его уронил Иван. Вы что? Не слышите?
Кассета в автоответчике?!
Господи, почему он сразу не догадался?!
– Где она?!
