громко:
– Ребята, у меня в «ухе» звук плавает. Что там у вас, Костя?
Операторы зашевелились за камерами, все сразу, как большие рыбы в стоячей воде, и опять замерли.
– Алин, – громыхнуло сверху, – чуть влево сдвинься. Ну, на пять миллиметров. Да-да, все, стоп! Отлично.
– И с суфлером сегодня что-то, – рассеянно сказала она. В суфлер она даже не смотрела.
Это традиция такая, Ники знал. Когда все слишком гладко, что-нибудь непременно случается. Хоть что- то должно быть «не так». Иногда они сами выдумывали проблемы, чтобы «не сглазить».
– Алина, следующим идет Афганистан.
– Я знаю, Кость.
Ники стоял и смотрел, сунув руки в карманы.
Они уже попрощались. Зачем он здесь?..
Тут она вдруг подняла голову, моргнула от изумления и уставилась на него. Прямо ему в лицо своими карими глазищами, известными миллионам зрителей в этой стране.
– Ники?!
Он очнулся и понял, что давно уже вышел из-под света, который делал его невидимым, и теперь торчит почти посередине студии, прямо под операторским краном.
– Что ты здесь делаешь?!
Он засуетился, оглянулся, стал отступать, вся студия, казалось, пялится на него, и громоподобный «голос с небес» вдруг грянул:
– Минута до эфира, что там у вас, черт возьми?!
– Ники, почему ты не улетел?!
– Я… сейчас улечу.
Секунду она смотрела ему в глаза – только одну секунду.
И вдруг вскочила.
По студии как будто промчался торнадо.
– Алина!..
– Вернись! Сядь!
– Твою мать!.. Что там происходит?! Юра!
– Сорок шесть секунд!
– До эфира сорок шесть секунд, вашу мать!..
Никто ничего не понимал.
Старательно балансируя на тоненьких и неправдоподобно высоких каблуках, которые она надевала только в эфир, Алина Храброва скатилась с подиума, пригнулась, перебежала под краном – студия и аппаратная ахнули десятком перепуганных голосов – и подбежала к Никите Беляеву.
– Алина!!! – заревело и завыло из всех динамиков. – Тридцать секунд! Вернись!
Ники понял, что она намерена сделать, только в самый распоследний момент. Понял и едва успел раскинуть руки, и поймать ее, и прижать к себе.
Сердце на этот раз точно разорвалось.
– Алина! Вернись!
– Двадцать пять секунд!
– Ребята, что делать?!
– Костя! Останови ее!
Наверху распахнулась дверь, и кто-то побежал, громко топая, по металлической лестничке, чтобы вернуть на место впавшую в буйное помешательство звезду, решившую погубить не только программу, но и все Российское телевидение, так сказать, в целом.
Федеральный эфир смотрят все – не только рабочие и колхозники, не только шахтеры и вахтеры, бурильщики и курильщики, но еще и министры, вице-премьеры, отдыхающие от государственных забот, и парочка-троечка олигархов, и десятка два телевизионных боссов со всех каналов, да мало ли еще кто!..
Она прижалась накрашенной душистой щекой к его щеке, очень близко сияли темные глазищи, всегда приводившие его в трепет – ни у кого, кроме нее, не было таких ярких, таких страшных, таких веселых глаз!
– Алина, что случилось?!
– Алиночка, может, тебе валокордину?!
– Беляев, уходи уже!!
– Ребята, есть у кого-нибудь успокоительное?!
