как будто не был.
– Вы кого-то ждете?
– Теперь уже жду.
– У вас… запланирована встреча?
Он ничего не ответил, не услышал, наверное. Потерял слух. Они все время от времени решительно теряли слух.
Машин было две, теперь это уже можно разглядеть. Они сильно пылили, и заднюю все время заволакивало коричневой пеленой, а первая то и дело ныряла в воронки и подпрыгивала на ухабах – сидящие в ней непременно должны были пробить головой крышу, но почему-то не пробивали.
Паника приналегла сильнее – слюна стала горькой, и горлу сделалось слишком тесно в воротнике разношенной майки.
– Кто это?
– Подождите минутку.
– Какую еще минутку, – пробормотала Ольга себе под нос, – только этого мне и не хватало!
Машины подъехали почти вплотную и остановились – задняя оказалась «Лендровером», а передняя точно таким же «уазиком», как и тот, в котором сидели Ольга с афганским командиром по имени Гийом.
Как всегда бывает в Афганистане, темнота стремительно пожрала небо, дальние склоны гор, подобралась к лысым от времени и бездорожья шинам.
Гийом коротко оглянулся по сторонам и локтем – Ольга перехватила это его движение – как-то странно поддел и расстегнул кобуру. Смуглые и не слишком чистые пальцы, лежавшие на руле, чуть-чуть шевельнулись и замерли.
Из машин никто не вышел.
Под вечер Бахрушину на «вертушку» позвонил председатель Российского телевидения и усталым голосом сказал, что «сейчас зайдет».
– Давай, может, я сам к тебе зайду? – предложил Бахрушин, не очень понимая, в чем может быть дело.
Председатель, хоть они и «дружили» не то семьями, не то домами, то есть два раза в году встречались в Кратове на даче у Бахрушина или в Барвихе – у Олега Добрынина, все же имел обыкновение звать начальника информации к себе, а не «заходить на огонек».
Не по правилам это было, а правила они привыкли соблюдать.
– Нет, я зайду, – чуть более настойчиво сказал Добрынин, и сразу стало ясно, что спорить нет никакого смысла. – У меня самолет через два часа, так что я все равно…
Дожидаясь начальства, Бахрушин нацепил было пиджак, но потом подумал и снял.
Десятка два вариантов, зачем он так неожиданно понадобился председателю, да еще перед самой командировкой, вертелись в голове, и Бахрушин решил, что дело может быть в Храбровой – не зря же Паша Песцов сегодня приходил и говорил загадками!
А может, и не в Храбровой.
Тогда что? Политкорректность в последних выпусках «Новостей» соблюдалась, «баланс плохих и хороших» сообщений, правда, так и не был найден, но никто толком не знал, что это за баланс и как его достигнуть.
Бахрушин не особенно волновался – он не привык волноваться заранее и по неизвестным причинам, – но все же это было странно.
Дверь распахнулась широко, так что даже матовое пионерлагерное стекло дрогнуло в испуге, когда Бахрушин включал кофеварку.
Интересно, почему любой человек вместе с должностью приобретает привычку открывать любую дверь, будто намереваясь снести ее с петель? Вот загадка природы.
– Здравствуй, Алексей.
– Здравствуй.
Добрынин был в пальто и перчатках и, видимо, не собирался задерживаться надолго, потому что не снял ни того, ни другого.
– Ты себе новый агрегат поставил?
Бахрушин посмотрел с удивлением, и Добрынин кивнул на кофеварку.
– Сто лет назад поставил. В компании кофе почему-то всегда дерьмо.
– Это точно, – согласился председатель.
Хозяйственники сменяли друг друга с завидной регулярностью, шутка про то, что никому так и не удалось поговорить с начальником транспортного цеха ввиду отсутствия такового, была среди работников и руководства очень популярной, но с кофе ничего нельзя было поделать. Каждый новый директор «хозяйственной дирекции» ознаменовывал свое царствование чем-то особенным, эдаким, необыкновенным. Последний, к примеру, оборудовал мужские сортиры необыкновенной красоты биде производства знаменитой фирмы «Villeroy&Boch». Биде были снабжены изящными золочеными краниками и пускали игривые фонтанчики, когда краники поворачивали. Историю про транспортный цех и его начальника моментально затмил анекдот про Василь Иваныча, который с успехом мыл внутри данного прибора голову.
Предшественник нынешнего директора был поклонником абстрактного искусства и понаставил на этажах непонятных статуй, то ли из серого камня, то ли из бетона. Они были не просто уродливы, они еще наносили
