– И вам не интересно, зачем я влезла в вашу? – спросила она холодно.
– Представьте себе, нет, – любезно ответил он, – хотите признание написать, приходите на Петровку. А теперь выметайтесь, живо!
– Игорь Владимирович, – проговорила Алина спокойно и в первый раз за все время посмотрела на него, – давайте уже поговорим. Считайте, что я прочувствовала всю глубину вашего гнева и осознала собственное ничтожество. Теперь вы должны спросить меня, что именно мне от вас нужно.
От ее тона он рассвирепел снова, теперь уже по-настоящему.
– Я никому и ничего не должен. Особенно тем, кто проходит у меня по делу о стрельбе и убийстве. Вылезайте, я еду домой.
Она не шелохнулась.
От злости он плохо соображал, но в эту минуту он так ненавидел ее, что, пожалуй, мог бы вышвырнуть на асфальт. Он даже представил себе, как она плюхнется в грязную талую воду, прямо на живот, на щегольскую норковую тужурочку, и очки слетят с высокомерного носа и, может, даже разобьются. Если повезет.
Он дернул зажигание. Мотор взвизгнул и затих. Он дернул еще раз, вдавил газ, так что его бросило назад и в сторону, и вылетел со двора, как лихой летчик на новом истребителе. Непривычная к такому обхождению машина тяжело плюхнулась в лужу, выкарабкалась и понеслась по пустой улице. Грязная вода веером летела из-под колес.
Никоненко молчал, и она молчала тоже.
Будешь знать, как лезть в мою машину, думал он, в бешенстве выкручивая руль. Думаешь, раз у тебя очки за пятьсот долларов, значит, тебе все можно. Дверь как-то открыла, пальчиком в спину тыкала, еще просила не пугаться, зараза, сука!.. Вот сейчас сдам в ближайшее отделение за попытку угона машины, посидишь ночку в обезьяннике, посмотрим утром, какая ты оттуда выйдешь!..
Сажать ее в обезьянник он не стал.
Выехав на Ломоносовский проспект, он стал быстро остывать, и любопытство его разбирало – зачем он ей понадобился? Какого рожна она его караулила? Или караулила она вовсе не его, а идея засесть в его машине родилась у нее, так сказать, экспромтом?
Интересно, что она станет делать, когда он довезет ее до ночного Сафонова и бросит? Пешком в Москву пойдет? Или кинется такси вызывать?
Ее упорное ледяное молчание теперь вызывало у него уважение. Она смотрела в окно и сидела совершенно спокойно, как в собственном офисе, не задавая ни одного вопроса.
Надо же, какая девка! Кремень. Скала. Сталь. Броненосец «Потемкин».
От того, что из-за позднего времени в городе было пусто, и еще от злости он доехал до своей деревни на удивление быстро.
У низкого от наваленных сугробов собственного забора он притормозил, ткнул машину мордой в ворота, вышел и бахнул дверью. Просто так, для порядка. Чтобы она знала, как он зол.
Он был чертовски зол, как писал в своих романах Голсуорси.
Почему-то фамилия английского классика опять привела его в бешенство.
Сидела бы лучше в своей суперквартире, почитывала Голсуорси, попивала кофеек из чашки китайского фарфора, покачивала ногой и помахивала пахитоской.
Снежная Королева, блин!..
Он потрепал подсунувшуюся мокрую морду Бурана, спросил строго, чем он целый день занимался, и распахнул ворота – одна створка как створка, а вторая еще с прошлого года покосилась. Тогдашняя дама его сердца под игривое настроение выезжала с участка и с непривычки задела ворота. Еще зеркала на его машине снесла и крыло оцарапала. Так он и не собрался створку приладить как следует. Дамы сердца давно уж нет, а створка все болтается.
Впрочем, сердце в его «дамских делах» никогда не участвовало. К ним имели отношение совсем другие части тела.
Он вернулся в машину, внутри которой царили настороженное молчание и дорогие духи. После уличной влажной весны, запаха талой воды и мокрой собачьей шерсти духи по-змеиному вползли ему в мозг, в висок, и в горле стало сухо, а в позвоночнике холодно.
Ну и что дальше? Как долго она собирается сидеть?
– Я приехал, – сообщил капитан Никоненко скучным голосом, – вылезайте. На ночь машину я закрываю.
Он не видел, как она выходила, но по тому, что стукнула задняя дверь, понял, что вышла.
– Буран, на место! – скомандовал он собаке. – К станции по улице налево, Алина Аркадьевна. Километра полтора. Вот прямо пойдете и упретесь в станцию. Может, на последнюю электричку еще успеете, – добавил он с некоторым злорадством.
– Благодарю вас, но в Москву я не поеду, – сообщила она из-за машины.
– Да ну? – удивился капитан. – Ну, как хотите. Спокойной ночи.
И пошел по дорожке к крыльцу.
– Игорь Владимирович, – позвала она негромко.
Расчет был верен. Киношный прием – «этих отвести во двор и расстрелять» – всегда срабатывал безотказно.
– Да-да, Алина Аркадьевна, – откликнулся он учтиво. Она выбралась из-за машины и подошла к нему.
