на тонкий чулок. Ольга перемыла в цеху окна, и теперь там даже по утрам было ярко, солнечно, и – странное дело! – входя туда со своим неизменным ведром и шваброй, Ольга радовалась этому солнцу, и утру, и весне. Она по-прежнему скучала по детям, она по-прежнему ни о ком другом думать не могла. И ночные кошмары никуда не делись, и слезы в подушку. Но она начала верить, что все еще может получиться. Что, может быть, ей удастся скопить денег, найти хорошего адвоката и добиться разрешения хотя бы видеться с детьми – о большем она пока боялась мечтать.
И совершенно неожиданно жизнь, повернувшаяся было совсем уж к лесу передом, а к Ольге – наоборот, начала ей улыбаться.
Ольгу вызвали в профком и предложили путевку в профилакторий – вроде как поощрение за отличную работу. Ольга подозревала, что без Надежды тут не обошлось, но та отнекивалась и делала такие невинные глаза, что Ольга в конце концов от нее отстала.
В профилакторий она не поехала, конечно. Путевку давали бесплатную, но две недели отдыха никто ей оплачивать не будет. А Ольге позарез были нужны деньги на адвоката. Она ужималась, как могла, экономила на еде, штопала дыры на колготках, мыла голову детским мылом, потому что оно самое дешевое, а из транспорта пользовалась только бесплатной фабричной развозкой. Но скопить все равно удавалось мало. Пачка купюр, запрятанная в шкафу под стопкой белья, оставалась до обидного тоненькой. Каждый раз, пересчитывая свои накопления, Ольга тяжело вздыхала, прикидывая, сколько времени понадобится, чтобы набрать нужную сумму.
Однажды она чуть не сошла с ума, не найдя денег в привычном месте. Ольга металась по общежитию с дикими глазами, выпытывала у вахтера, кто входил, но вахтер, конечно, никого подозрительного не видел. Когда Надежда вернулась со смены, Ольга в три ручья рыдала, зарывшись в подушку.
– Оль? Ты чего? Умер кто-то?
Надежда всерьез заволновалась.
– Не-е-ет… Нас обворовали… Меня то есть…
– Как обворовали?!
Надежда опустилась на стул.
– Ну-ка, живо вытирай слезы, выпей воды и все по порядку рассказывай!
Ольга, икая и хлюпая носом, принялась рассказывать, как сунулась пересчитать деньги, а там – пусто!
Надежда взглянула на Ольгу и расхохоталась:
– Ну, Оль, ну ты даешь! Ну кто ж деньги в белье прячет?! Курам на смех! В белье первым делом залезут, ты что, не знаешь? У нас замки-то – одна видимость! Скрепкой можно открыть! Погоди-ка…
Надежда полезла под кровать, пошебуршала там и извлекла на свет божий старый войлочный Ольгин ботинок.
– На, держи! – Она сунула ботинок в руки оторопевшей Ольге. – Ну что ты хлопаешь глазами? Тут твои денежки, я их в ботиночек перепрятала, чтобы никто, не дай бог, не попер!
…Профкомовскую путевку в итоге отдали какой-то многодетной Наталье из красильного цеха. Зато в конце месяца в бухгалтерии Ольга получила на целых пятьсот рублей больше обычного, потому что Павел Семенович, оказывается, выписал ей премию.
Но на этом чудеса не кончились. Как-то под вечер – Ольга уже легла, а Надежда сидела на кровати в позе спящего льва, исключительно полезной для похудания, и накручивала бигуди – в комнату ворвалась Клава с третьего этажа и сообщила, что Громову с утра срочно вызывают в кадры. Ольга первым делом решила, конечно, что ее увольняют, сокращают или урезают зарплату. Всю ночь не могла уснуть, ворочалась и ломала голову, как быть, если ее таки выгонят с работы.
Но выяснилось, что выгонять ее никто не собирается. Совсем наоборот.
– Громова! Ты заявление на швею подавала, – кадровичка заглянула в бумаги.
– Подавала. Только это давным-давно было…
– Ну так оформляйся тогда, если не раздумала. У вас в швейном место освободилось – Буданова в декрет уходит. Павел Семенович тебя порекомендовал.
Ольга чуть на месте не подпрыгнула. Швеей?! Господи, да это же… Это же зарплата чуть не в два раза больше! И никаких больше ведер, никаких мокрых тряпок!
– А с какого числа оформляться можно?
– Да с завтрашнего и оформляйся.
Ольга готова была расцеловать и кадровичку, и Пал Семеныча, и даже фабричную собаку Жульку.
По такому случаю Ольга решила устроить праздник. Из отдела кадров она не пошла сразу в общежитие, а отправилась в магазин. Конечно, бутылка шампанского, кулечек винограда и двести граммов шоколадных конфет были непозволительной роскошью. Но Ольга решила: пусть! Со своей новой зарплатой она чувствовала себя почти миллионершей.
Ольга шла по городу, неся виноград в руках, чтобы не помялся. Сейчас она придет домой, выложит всю эту непозволительную роскошь на стол, и они с Надеждой устроят настоящий кутеж!
Кивнув вахтеру, Ольга поднялась на свой второй этаж, распахнула дверь, да так и замерла на пороге. Вся комната была увешана какими-то немыслимыми воздушными шариками, бумажными цветами, лентами, звездами. Стол, обычно скромно ютившийся в уголку, выдвинут был в центр комнаты и уставлен всякой всячиной – тут была и домашняя квашеная капуста, и огурчики, и винегрет, и соленые опята, и водка в запотевшей бутылке, и огромная кастрюля, накрытая холщовым полотенцем, из которой вкусно пахло Надеждиными фирменными пирогами.
По соседству со всем этим великолепием на стуле сидела Надежда в своем самом нарядном платье и горько рыдала.
Ольга чуть не выронила из рук бутылку. Опомнилась, пристроила на край стола, кинулась к подруге:
– Надя! Ты что? Что случилось?!
Надежда подняла на нее зареванное лицо – нос покраснел, глаза опухли:
– Вот! Вот что случилось!
И потрясла у Ольги перед носом какими-то бумажными листами. Ольга присмотрелась и ахнула. В руках у Надежды были ее, Ольгины, рисунки.
– Я… полезла… я… достала… – всхлипывала Надежда. – Я… хотела стол накрыть, а там… там…
– Что?! Крыса?!
– Сама-а-а ты кры-ы-ыса! – взвыла Надежда с новой силой. – Там… такая… красотища! У-у-у…
Все понятно. У Надежды Кудряшовой, ударницы, отличницы производства, общественницы и, наконец, просто кустодиевской красавицы, случился приступ буйного помешательства.
– Оль! Это… ты?!
– Ну я, я!
Надежда порывисто и крепко обняла Ольгу, прижалась к плечу мокрой щекой – кофта мгновенно намокла от обильных Надеждиных слез.
– Ты ге-ений! Ге-ений!
Ольга в себя прийти не могла. Ей что, правда так нравится? Вот так вот, до слез, до соплей? Она действительно рыдает от полноты чувств, что ли? Считает Ольгу гением?! Поверить невозможно. Но… Ольга знала лучше, чем кто бы то ни было: Надя Кудряшова в принципе не умеет врать. Наделив ее всеми другими возможными и невозможными талантами, в этом бог ей отказал.
– Надь? Тебе правда нравится, да? Надя! Ну не рыдай!
– Не могу-у!.. – Надежда хлюпнула носом.
– Лучше ты мне скажи, с какой радости стол накрыт?
– Сейчас… сейчас девочки придут. Ваши, из цеха, и наших парочка.
– А что за повод-то? По какому случаю девочки?
Надежда всхлипнула:
– Так день рождения у нас.
– Ясно, – Ольга принялась снимать куртку, с сожалением взглянув на свой кулечек винограда, совершенно затерявшийся среди пирогов, грибов и прочих разносолов.
– А у кого? В смысле, чей день рождения отмечаете?
