никаких он не делал, все сидел штаны протирал в этом институте вашем! — И он показал рукой вокруг, чтобы Хохлов уж точно понял, в каком именно институте он сидел.
В дверь заглянул Лавровский, и Хохлов кивнул ему, чтобы заходил.
— Здорово, Макс, — сказал Лавровский. — Вот как с Кузей-то вышло.
— Да я и говорю, — злобно подтвердил Максим, — все из-за вашей карусели, блин! Все он к вам таскался! А третий ваш его и…
— Да еще не известно ничего, — жалобно вякнул Лавровский. — Может, еще и не он!
— Да кому еще быть, когда прямо у его дома пришили!..
— Заткнись! — приказал Хохлов. — Димон Пилюгин Кузю не убивал.
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть неопровержимые доказательства, — соврал Хохлов от злости.
Максим посмотрел на него, и Лавровский тоже посмотрел.
— Что, правда? — спросил Лавровский.
— Ну-ну, — неопределенно сказал Максим.
Они еще покурили молча. Лавровский махал рукой, отгонял дым.
— Светка не любит, — объяснил он извиняющимся тоном, когда Хохлов свирепо посмотрел на него. — Говорит, когда ты домой приходишь, от тебя дымом несет, как будто ты в коптильне работаешь!
— В общем, господа хорошие, — Максим поднялся и затушил в пепельнице сигарету, — довели братана до могилы, а теперь в благородных играетесь! Давай денег, Хохлов, и поеду я. У меня еще дел куча. Это у вас никаких нету, а мне брата хоронить!
Хохлов молчал. Возразить ему было нечего. Молча он достал из портфеля пачечку купюр и отдал Максиму. Тот спрятал ее в нагрудный карман и шагнул было к двери, но остановился и посмотрел на Хохлова.
— Ты ж там был! Ты же знал, что они друг на друга, как псы, кидаются! Чего ж не остановил, когда они вдвоем пошли?!
— Да откуда я знал! — взъярился Хохлов.
— Пошел ты!.. — устало ответил Максим, вышел и сильно хлопнул дверью.
Лавровский жалобно смотрел на Хохлова.
— Чего тебе? — спросил тот. — Ты чего приперся? У тебя дел, что ли, нет? Работа вся остановилась к свиньям собачьим, что я заказчику скажу?! Ты сидишь с лицом скорбящей Божьей Матери, а этот хрен меня во всем обвиняет!.. Как будто я знал, что…
Тут вдруг в гудящей и горящей его голове наступило временное затишье, словно перестал работать отбойный молоток. Словно там, в голове, невесть откуда взялся участковый уполномоченный Анискин и погрозил ему кривоватым деревенским пальцем.
Думай последовательно, сказал Анискин. И учитывай, учитывай!..
— Я же не знал, — повторил Хохлов, ухватившись за просвет в голове и опасаясь, что он вновь закроется тучами, — я не знал… А он откуда знает?..
— Что? — спросил Лавровский.
— Ничего, — ответил Хохлов.
В его новой реальности он никому и ничего не мог рассказать. Ничего и никому.
Нужно было думать изо всех сил, не разрешать тучам вновь закрыть просвет.
— Мить, мне бы с тобой… поговорить.
— Не сейчас, ладно? Сейчас я не могу, мне… подумать надо.
— Мить, ну мне очень нужно!..
Хохлов отмахнулся.
— Ну Митька!
Хохлов подошел вплотную, нагнулся, взял Лавровского за плечо и сказал сквозь зубы:
— Так. Я тебя слушаю. Можешь говорить.
Совсем близко он видел карие несчастные глаза, повисший нос, но ему было некогда разбираться в Лавровском и его эмоциях.
— Что? Ну? Что?
— Ничего, — ответил тот и сбросил с плеча хохловскую руку. — Я лучше потом, Мить.
— Пошел ты, — как давеча Максим, сказал Хохлов, — только мешаешь!
— Мить, а можно мне уехать? Ну, мне правда очень нужно!
— Да езжай! — заорал Хохлов. Просвет в голове медленно, но неуклонно затягивался тучами. — Езжай, мать твою! Все уезжайте! Только оставьте меня в покое!
Лавровский встал и пошел к двери, и Хохлов следом за ним выскочил в общую комнату.
Помощница Наташа пила чай. Компьютерщик Боря и его напарник в наушниках лупили по клавиатурам — то ли стреляли, то ли в шахматы на время играли. Орлица Вальмира Александровна рассматривала фотографии, помешивая в большой кружке чай.
— Уволю всех к чертовой матери! — проорал Хохлов. — Завтра же! Без выходного пособия! Убирайтесь все отсюда!
Сотрудники моментально осознали серьезность положения и глубину начальничьего гнева, заметались по комнате, так что шелест прошел по разложенным на столах бумагам.
Орлица продолжала спокойно смотреть фотографии, вытаскивая их по одной из цветного бумажного пакета.
— Зачем я столы покупал, если все равно никто не работает?! Для кого?! Для вас, дармоедов, я бы лучше диваны купил, чтобы вы все на них дрыхли! Боря, что у нас с заказчиком?! Где технические параметры? Ты графики сделал, твою мать?! Наташ, ты чего сидишь?! Я тебя к нотариусу когда просил съездить?! Вальмира Алексанна!!!
Лавровский натянул пальто, продвигался к двери.
— А это моя племянница, — хвастливо сказала орлица. — Ну, красавица, да? Вы посмотрите, посмотрите, Дмитрий Петрович!
Она точно знала, что ей ничего не угрожает, и была абсолютно права.
Разгневанный Хохлов подошел и посмотрел на фотографию. Племянница и впрямь была красоткой.
— Бедная девочка, — всхлипнула Вальмира Александровна, любуясь на фотографию. — Мужа потеряла и вот только-только оправилась. Такая умница!
Тут она подняла глаза и чистым взором посмотрела на Хохлова.
— Вы что-то хотели мне сказать, Дмитрий Петрович?
— Н-нет.
— А мне показалось, хотели?
— Я хотел вам сказать, что вы лучший бухгалтер современности, — выпалил Хохлов, понимая, какую ужасную ошибку совершил, когда стал кричать на подчиненных и по чистой случайности — чистая, чистая случайность! — причислил к ним орлицу и коршуницу Вальмиру Александровну.
— Это всем известно, — согласилась орлица. — Вы собираетесь отъехать?
— Я уж практически отъехал, — пробормотал Хохлов. — В психбольницу Белые Столбы.
— Ну-ну! Не переживайте, все обойдется!
— Вальмира Александровна, если придут из милиции, скажите им…
— Скажу.
— И еще покажите…
— Покажу.
— И еще…
— Хорошо, — согласилась Вальмира Александровна и поднялась. — А вы надолго?
— Я еще не знаю, — окончательно раскаялся грешник Хохлов. — Я вам позвоню.
Она величественно кивнула, и он выскочил за дверь, на ходу напяливая курточку «суперагента».
Значит, так.
Ему нужно в институтскую проходную и как-то задобрить коменданта, чтобы ему дали посмотреть видеозапись с камеры наблюдения. Как задобрить его, понятно. И тут Хохлов, проверяя, похлопал себя по
