когда ему вздумается, а потом раз – и нет его, и никаких надежд?..
Полторы тысячи разнообразных девиц вдруг представились ему, как на подиуме, унылой чередой, потряхивающие «прелестями», стремящиеся перещеголять друг друга, оттолкнуть конкуренток, выдрать им волосы, пролезть вперед, и среди них он сам, Арсений Троепольский, скакун, породистый во всех отношениях.
И все?! Все? Больше ничего до самого конца?!
А что? Тебе очень это подходит, ты сам знаешь. Зачем тебе… устойчивые привязанности? Бриллиант на пальце, лысая собака, чашка кофе в постели, кто первый встал, того и тапки, утренний запах шампуня и чуть подгоревших оладий, разговор ни о чем, ровный шум воды в ванной, чужие очки под зеркалом, женские вещички на полке, туфли, сброшенные посреди коридора, портфель, который перепутал со своим, – и весь мир… Казавшийся таким огромным еще недавно, теперь он вдруг съежился до размеров этой самой комнаты без окон, где он, Арсений, сидит, уставившись в гигантский, как аквариум, монитор, а за стенами враждебная среда, осудившая своего «просвещенного монарха».
«Там, дальше, ничего нет, – вдруг отчетливо понял Троепольский. – Правда, ничего нет. Было и куда-то делось.
Ехал Ваня на ремне, вел старушку на коне, ну а фикус в это время веселился на окне».
Старушка подкачала. Не выдержала. Не дождалась. Не стала ничего требовать и караулить, когда его озарит. Его озарило, а старушки и след простыл.
Он задумчиво раскрошил в пепельницу сигарету. Посыпалась желтая махорочная крошка. Вот почему даже в самых дорогих сигаретах крошка все равно похожа на махру?! Он понюхал пальцы. И пахнет махрой.
Подожди, уговаривал он себя. Подожди, ничего же не происходит! И вообще еще ничего не понятно.
Да ладно, неожиданно громко сказал ему тот самый, запасной инстинкт. Все понятно. Давай! Посмотри правде в глаза, хоть просто так, чтобы ты знал, какова она, эта правда, – на будущее. Чтобы жил с этим знанием, чтобы, так сказать, отдавал отчет, как формулировала Шарон Самойленко. Ну что? Станешь смотреть?
И Троепольский посмотрел и увидел, и правда оказалась ужасна, и он сам ужасен в этой правде.
Ну как, спросил запасной инстинкт язвительно, понравился ты себе? Ничего мальчик, не так ли? А ведь я тебе говорил…
«Заткнись», – приказал Троепольский, но настырный инстинкт не заткнулся, продолжал доставать.
Нужно быстро что-то сделать. Что-то изменить. Только… как?!
Почему-то Арсений был уверен, что уже опоздал, хоть и неизвестно куда.
Опоздал или нет?..
Он задумчиво вылез из-за стола, походил по ковру, нагнулся и выудил из-под дивана чашку.
Поехать к ней? Объяснить, что раскаялся – вот так, сидя в кресле перед компьютером, непосредственно после выволочки Варвары Лаптевой и перед собранием трудового коллектива, назначенным на завтра, взял и раскаялся? Она не поверит и будет совершенно права.
Тут в голову ему вдруг пришла мысль о том, что на новой работе у нее будет новый начальник, и с тем, новым, вдали от Троепольского, она вполне сможет «крутить любовь», и неизвестно чем это закончится, и даже, скорее всего, закончится тем, что она разлюбит старого, то есть его, и больше он никогда ей не понадобится! Эта была очень глупая, и очень странная, и нелепая мысль, но больше он не мог думать ни о чем другом.
Он выхватил из шкафа куртку, пошвырял в портфель какие-то бумаги и выскочил в обширную «гостевую» комнату, где стоял круглый стол, висели плакаты и всегда кто-то сидел на диване, с неудовольствием рассматривая распечатки картинок будущего сайта.
Сайт в процессе работы над ним должен всех раздражать. Все должны говорить друг другу, что «такого дерьма» раньше они никогда не делали, что «заказчик козел», что «шеф сам не знает чего хочет». Все это считалось залогом успеха.
Никто не сидел на диване, не обзывал заказчика козлом, и вообще тишина стояла в конторе, как в лесу, даже «Рамштайн» никто не слушал.
Троепольский пролетел комнату с диваном, выскочил в коридор, полный такой же похоронной тишины, и заглянул в комнату к Варваре. Она сидела за компьютером, печатала так, что из-под пальцев искры летели, или это ее знаменитый бриллиант сиял?
– Я уезжаю, – отрывисто сказал Троепольский, натягивая куртку.
– Скатертью дорога, – отозвалась Варвара, не переставая печатать.
– Я не приеду сегодня.
– Как хочешь.
– Если позвонят из Ижевска, перенеси все разговоры на понедельник.
– Перенесу.
– А если Владимирова из «Муса-моторс», найди меня, я ей перезвоню.
– Найду.
– А если из Лондона, скажи, что я умер.
– Умер так умер.
– Варвара! – прикрикнул он, и она наконец-то мельком на него посмотрела. И отвернулась.
