– Не надо было брать тебя на работу, – сказал он жалостливо.
– Поздно, Вася, пить боржоми, – ответила она высокомерно, и стало понятно, что мир кое-как склеен, и, конечно, еще много времени пройдет, прежде чем и до того как, но все же надежда есть.
Задача у него была не из легких.
«Ягуар», который придумала для него Полина и который он любил страстной и пылкой мальчишеской любовью, моргнул круглыми глазами, когда Троепольский разбудил его. Моргнул, и залился светом, и словно напружинил мышцы, приготовившись к прыжку, – гладкий, длинный, дикий, может быть, отчасти укрощенный, но вовсе не прирученный зверь.
Точно такой же, как сам Арсений Троепольский.
Внутри пахло кожей и еще чем-то волнующим – дальней дорогой, быстрой ездой, ветром перемен, чем- то таким.
– Ну что? – спросил у «Ягуара» Троепольский. – Попробуем?
И вылетел со стоянки так, что гравий брызнул из-под колес, брызнул, сыпанул по крышам и капотам других, унылых и неинтересных машин, бросился в тесноту и давку Газетного переулка, всех растолкал, расшвырял, вырвался на Тверскую и перепрыгнул Охотный ряд.
Он знал, куда ему нужно, очень приблизительно и несколько раз промахнулся мимо поворота – вновь и вновь ввинчиваясь в плотный вечерний автомобильный поток.
Солнце сияло. Машины, вымытые по случаю внезапно наступившей весны, сверкали чистыми боками. Глазам было больно и приятно. Троепольский считал повороты очень старательно, шевелил губами – ему было так страшно, что нечто неопределенное мелко и пакостно тряслось то ли в груди, то ли в животе. Наконец-то он попал, куда ему было нужно, и долго не мог припарковаться, и тыкался вместе с «Ягуаром» то туда, то сюда, и ненавидел себя за то, что собирался делать, и обругал какую-то тетку на «девятке», и вдруг заметил крохотный пятачок у самой вожделенной двери с латунной ручкой и зеленой шторой изнутри.
«Ягуар» прыгнул на пятачок, приземлился на все четыре лапы, присел, занял все свободное место и замер.
– Эй! – закричали откуда-то. – Здесь нельзя стоять!
– Да ну тебя, – под нос себе пробормотал Троепольский, выбираясь из низкой машины.
– Уезжай, мужик, ты че?! Хочешь, чтобы я милицию вызвал?!
– Валяй, вызывай!! – в пространство рявкнул Троепольский, потому что так и не видел того, кто кричал на него, и кричавший испуганно примолк.
В два шага Арсений проскочил тротуар, полный людей и весенней воды, и толкнул дверь с длинной латунной ручкой. За дверью была зеленая учрежденческая аквариумная теснота, еще одна дверь, конторка, а за ней рамка, а за рамкой внушительный милиционер. Почему-то Троепольский ничего подобного увидеть не ожидал. Почему-то он думал, что просто пройдет внутрь, вежливо спросит у кого-нибудь номер нужного ему кабинета, получит не менее вежливый и вразумительный ответ, найдет нужную ему дверь и… Что там дальше, за «и», он не думал. И милиционера в рамке не предполагал, хотя следовало бы.
Так. И что теперь делать?
Он постоял в тесном предбаннике, куда поминутно ломился народ с Ильинки – представительные джентльмены, шикарные барышни, замусоленные старики и старухи, госслужащие обоего пола в пиджачных парах, плащах и ботах. Со всех сторон его то и дело толкали.
– Молодой человек, пройдите отсюда, вы мешаете.
Он сделал вид, что не услышал.
– Молодой человек!..
Он хотел было ввязаться в скандал, но раздумал. В конце концов, у него была задача, и не в его правилах было отступать, так и не попробовав ее решить.
Хуже всего, что он даже телефона не знает.
– Здесь есть… внутренний телефон?
– На стене справа. И пройдите, пройдите отсюда!..
Справа на темной полированной стене висел желтый канцелярский телефон, по которому умоляющим голосом говорил бородатый мужик, похожий на костромского лесника, а под ним помещалась полочка, а на ней растрепанный репринтный справочник. Троепольский вытянул справочник. Мужик дико взглянул на него, словно Троепольский совершил что-то неприличное, повернулся спиной и заговорил еще усерднее.
«Общественная приемная» – было написано на первой странице, и дальше четырехзначный телефон. Потом шла приемная министра, потом еще какие-то приемные. Троепольский долистал до отдела снабжения и начал сначала. «Лесник» все говорил, кругло и умоляюще согнув огромную спину, как будто тот, с кем он разговаривал, мог видеть, как «почтительнейше» он просит. Троепольский отвернулся от него.
Нужный ему номер оказался на первой странице, и еще некоторое время он ждал, когда договорит «лесник», а потом, когда тот отступил, вытирая вспотевший от почтения лоб, взял теплую, влажную, противную трубку и набрал четыре цифры.
– Приемная Савельевой, – вежливо отозвались из трубки.
– Могу я поговорить… с Людмилой Васильевной? – запнувшись, спросил Троепольский и услышал в своем голосе интонации «почтительнейшего» просителя, и возненавидел себя за них, и выпрямил спину, и расправил плечи, и повел головой.
В трубке слегка удивленно ответили, что поговорить с Людмилой Васильевной нет решительно никакой возможности.
– Меня зовут Арсений Троепольский, – быстро и твердо сказал он, – а Людмила Васильевна сейчас на месте?
