Несколько секунд Троепольский думал, что ему делать дальше, а потом захохотал. Хохотал он долго и с чувством.
– Светлову позовите, – сказал он, перестав хохотать. – Найдите Сизова и соедините меня с ним.
– Вам звонил город Челябинск по делу, – проинформировала его Шарон. – Фамилие, кажется, Хромов.
Уралмаш хочет получить свой сайт. Ну, конечно же.
Сайта нет, даже следов никаких, словно и не было его вовсе, хотя три дня назад он был почти совсем готов.
– Что вы ему сказали?
– Сказала, что вас нет по причине отсутствия. А они сказали, что позвонят вам на мобильный.
– Когда?
Шарон пожала плечами.
– Про это не говорили.
– Я буду в кабинете Грекова. Светлова пусть придет туда.
– А милиция сказала, чтобы мы там ничего не трогали в смысле бумаг и обстановки.
– Какая милиция? – не понял Троепольский.
– Какая звонила! Звонила милиция и сказала, что в кабинете покойника ничего без ихнего спросу брать нельзя. В смысле бумаг и обстановки вещей. Сказали, что завтра приедут утречком и все посмотрят, что имеет, а что не имеет.
– М-м-м, – сквозь зубы промычал Троепольский, которого Шарон больше не веселила, и большими шагами ушел от нее в сторону Фединого кабинета.
Через несколько секунд туда влетела Полина Светлова с собакой Гуччи на руках. Завидев Троепольского, собака оскалилась и тявкнула. Троепольский мельком глянул на них. Он выдвигал и задвигал ящики Фединого письменного стола.
– Ты что? Встречался с его племянницей?
Он кивнул. Да где же этот чертов пакет с полоумными роллерами на картинке?!
– Что она тебе рассказала?
Троепольский задвинул последний ящик, перегнулся на другую сторону и стал выдвигать там.
– Она очень красивая, – неизвестно зачем сказала Полина. – Правда?
– Правда.
– Она тебе понравилась?
Он кивнул, не отрываясь от ящиков, и это было хуже всего. Это было то же самое, что и всегда – «Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако сильно».
Ему нет дела до Полины Светловой, и не было никогда, и никогда не будет. Сейчас ему есть дело только до смерти Феди Грекова и до его племянницы, поразившей его сегодняшнее воображение. А потом и про племянницу он позабудет, как забывал про всех и всегда, – зачем же она, Полина, так убивается по нему?!
Не надо было спать с ним, черт возьми!
Он мельком глянул на нее – сверкнули стекла очков, а за ними очень темные андалузские глаза, в которых была усмешка. Все-то он всегда видел и замечал, за какими бы вывесками она ни пряталась!
– Полька, ты помнишь, во сколько она приехала? Ну, в тот день?
– Вечером. Темно было. Да! Ты позвонил около восьми, значит, она уехала где-то в полвосьмого. А что?
Троепольский нашел пакет, вытащил и бросил его на стол.
– Она сказала мне, что в два часа дня Федя позвонил ей и пригласил в ресторан.
– Ну и что?
– Он не мог ей звонить – я так думаю.
– Почему?! – поразилась Полина.
– Потому что он уже с утра не отвечал на звонки. Я первый раз позвонил ему, когда сказали, что едет курьер, это было часов в одиннадцать. Ну, тот курьер с договором, на который нужно было поставить печать! И он уже не отвечал. Очевидно, работал, отключил мобильник и трубку не брал. Да и вообще он пригласить в ресторан ее в тот вечер никак не мог!
– Почему?!
– Потому что на вечер было совещание назначено, по «Русскому радио»!
– Точно, – пробормотала Полина и перехватила свою собаку, которая заинтересованно принюхивалась к ее волосам.
– Вот именно. Федька ни за что не пропустил бы совещание ради ресторана с племянницей. Понимаешь?
Гуччи замолотил в воздухе голыми тонкими крысиными лапками в облаке редких светлых волос, покосился виновато и сделал движение боками. Полина ссадила его на ковер.
