Сорокапятилетние наивные девчушки вроде Вероники смотрели про любовь и предательство, девушки постарше, посолидней, к шестидесяти годам, смотрели про измены, стяжательство и про мафию, а совсем взрослые, за семьдесят, про войну, Сталина и Инну Чурикову в роли великой русской актрисы.
По вечерам смотрели, а по утрам обсуждали – каждая свое.
Вероника Павловна, насколько хватало телефонного шнура, потянулась и заглянула в кухню, чтобы проверить, поставила она сковородку на огонь или нет. Отсюда было не видно.
– Нет, я не смотрю, Вера Игнатьевна, – сказала она. – Я ужин готовлю. А что такое показывают?
– Включайте скорее НТВ, – испуганной скороговоркой велела заведующая, – скорее, скорее!
Вероника нашарила на диване под собственной попой пульт и нажала кнопочку.
– А что такое-то?!
Если сковородка на огне, масло наверняка уже горит!
– У нас ЧП, – выпалила Вера Игнатьевна, и в голосе ее послышался восторг, смешанный с ужасом. – Самое настоящее ЧП!
Вероника перепугалась. Телевизор налился серым светом, который плавно перетек в голубой. Сейчас начнет показывать.
– Террористы опять дом взорвали?!
– Музей обокрали!
– Как?! Ка… какой музей?!
– Да наш, наш, Вероника Пална! Вот говорят, сейчас говорят и Петра Ильича показывают!
Телевизор выплыл из задумчивости, и на оживший экран из темноты выскочил молодой человек в куртке и с микрофоном в правой руке.
– …стало известно только что, – с места в карьер заговорил молодой человек, глядя очень бойко. – О стоимости пропавшей из Музея изобразительных искусств коллекции не сообщают, директор музея Петр Преображенский считает, что говорить об этом пока рано. По факту кражи возбуждено уголовное дело, и следователи прокуратуры сейчас работают на месте предполагаемого преступления.
Вероника Павловна поднесла ко рту ладонь, словно хотела укусить себя за палец, чтобы очнуться.
– Видите, видите?! – кричала в трубке Вера Игнатьевна. – Господи помилуй, это же наш коридор, и во-он мой кабинет, где стул стоит! Вы видите?!
Кажется, она была в восторге оттого, что дверь в ее кабинет, а заодно и стул показывают по телевизору!
Камера мазнула по стенам, в которых Вероника провела всю свою жизнь, и переместилась к слишком ярко и странно освещенной свинцовой двери в хранилище, возле которой толклись какие-то чужие люди, очень много!
– Господи помилуй, – повторила Вероника.
Среди людей в серых и черных куртках был директор, Петр Ильич, с растерянным и бледным лицом, кажется, у него задрожала рука, когда он стал поправлять очки. И еще были Валентина Ивановна из славянского сектора и Эльвира Александровна из древнерусской иконописи, охранник Юра, смотрительница Наталья Николаевна в своих вечных войлочных ботинках – все, все наши!
– А что, что украли-то?! И когда?! Вера Игнатьевна, вы слышите?! Когда украли и где?!
– Из русского искусства девятнадцатого века. – Так назывался отдел. – Ну, где Федор ваш служит! А что именно – я пока не знаю. Да у нас никогда в жизни ничего не пропадало! Бедный, бедный Петр Ильич, ведь теперь затаскают, а человек же кристальный! И Марья Трофимовна!..
Федор, тупо подумала Вероника Башилова. Что-то пропало из отдела, где работает Федор.
– У нас в хранилищах сокровища многомиллионные, и никогда и ничего, представляете, Вероника Павловна! Да что же это такое делается-то, а?! Что делается?!
– Извините меня, Вера Игнатьевна, мне срочно нужно… у меня сковородка… горит…
– А Федор где?! Федор дома?! Он видел?! Марья Трофимовна бедненькая, из ее отдела пропало! Господи, какой ужас! Какой кошмар!
Вероника нажала на пластмассовое телефонное ухо, и причитания Веры Игнатьевны оборвались. Зачем-то она еще раз вытерла руки о фартук и приложила их к щекам. Руки были ледяными, а щеки горячими, или наоборот.
Вероника посмотрела в телевизор, где картинка сменилась, и второй молодой человек, в другой, но очень похожей куртке, глядя очень похожими бойкими глазами, рассказывал о том, как задержали какого-то телефонного вымогателя.
– Феденька, сыночек, – одними губами выговорила Вероника и схватила трубку.
Утром он был явно не в себе и ни слова не сказал ей о том, куда идет! Он не сказал даже, вернется ли к ночи, а это могло означать все, что угодно. Он же еще совсем глупый, доверчивый, маленький мальчик! Он ничего не понимает в жизни и в людях, и обвести его вокруг пальца проще простого! Господи помилуй, только не такая беда!
Нужно звонить. Немедленно ему звонить!
От ужаса она забыла его мобильный номер и долго не могла вспомнить, а когда вспомнила – все никак не могла попасть в кнопки.
– Феденька, – говорила она, тыча в телефон дрожащим пальцем. – Феденька, миленький, что там у вас случилось?!.
