поближе. Для первого раза.
– Нас не пустят, наверное.
– Пустят. Мы попросим, и нас пустят.
Марина проводила глазами удаляющиеся гордые спины.
– А у меня даже собаки никогда не было, – неожиданно пожаловалась она Федору Тучкову. Ей было очень жалко себя. – От собаки шерсти очень много. Гулять с ней надо, а у нас некому. Я, наверное, кошку заведу. Приеду и заведу. Я давно хочу кошку. Или собаку. Собаку, конечно, лучше, но у нас с ней некому будет гулять. А у вас есть?
– Кошка, собака или лошадь?
Марина улыбнулась:
– Ну хоть кто-нибудь.
– У меня нет. У родителей собака и кот. Кота мама нашла на помойке и принесла домой. Он года два отъедался и осознавал свое положение. Теперь хозяин дома.
– Как его зовут?
– Зайцев. Это фамилия.
– А имя?
– У него только фамилия. Не знаю почему. А собаку зовут Луи-Филипп.
– Красиво, – оценила Марина. – А у него какая фамилия?
– Тучков его фамилия, – буркнул Федор Федорович, – Луи-Филипп Тучков. Давай тут срежем, а то мы к обеду не доберемся.
Тропинка была узенькая и сразу как будто проваливалась в лес.
– Сколько же километров здесь территория?
– Да кто в этих местах когда считал километры?! Что, в России земли мало?
– Как это ты вспомнил, что Вероника видела его, когда утром выходила из своего номера, а он выходил из соседнего!
– Я не забывал.
– А может, она врет.
– Зачем?
– Чтобы отвести от себя подозрения.
– И навести их на номер, в котором ремонт? Вчера еще никому, кроме тебя, не было известно, что он не сам утонул, твой покойник. Вчера она вполне могла не стараться отвести от себя подозрения – ее никто и ни в чем не подозревал.
– Я не верю, что это Вероника.
Федор промолчал. Какая-то птаха вдруг вылетела из куста и стремительно взмыла в небо. Раздался короткий треск.
– Что это такое? – вполголоса спросила Марина и быстро оглянулась по сторонам. Хорошо хоть пруд совсем в другой части парка, до него далеко.
Нет, пожалуй, она все-таки «дитя мегаполиса». Лес ее пугает.
– Тс-с, – Федор Тучков приложил палец к губам. – Не шуми. Там… кто-то есть.
– Где?
Он кивнул в сторону кустов. Кругом были сплошные заросли, бурелом и янтарные стволы сосен, высоко-высоко вверху освещенные солнцем.
– Может, лошадь? Отбилась от стада?
Профессорша и докторша наук имела об образе жизни лошадей самое смутное представление.
Но Федор не слушал ее.
Он пригнулся, как будто что-то высматривая, шагнул в траву, оперся на руки. Марина стала дышать по крайней мере вдвое реже. В ушах зазвенело от напряжения. Федор на четвереньках неуклюже ополз вокруг куста. Проворно выпрямился и с шумом раздвинул ветки.
Там, за ветками, кто-то стоял. Марина увидела человеческую фигуру и пронзительно взвизгнула.
– Тихо!
– Мариночка, это же я! Не пугайтесь.
В кусте, между ветками, торчал Геннадий Иванович. Он был бледен и улыбался неуверенной улыбкой.
– Я вас напугал? Простите великодушно.
– Вылезайте, – приказал Федор.
Геннадий Иванович послушно выбрался из куста и сделал попытку отряхнуть брюки, утыканные зелеными хвостиками репьев. Репьи не отряхивались.
