Караул! Помогите! Она стоит в чьей-то чужой ванной, в одном лифчике, а рядом с ней чужой мужчина, которого она навсегда исключила из жизни! Он стоит у нее за спиной, смотрит на нее в зеркале, и у него странное сосредоточенное выражение лица, и это двойное присутствие – за плечом и перед глазами – как будто полностью лишает ее свободы.
Вы окружены. Сопротивление бесполезно.
Марина заметалась. Он учтиво посторонился. Она свалила в ванну одно полотенце, второе упало ей на голову, она стянула его и моментально в него завернулась.
Только чтоб он не видел. Только чтоб его взгляд не был таким сосредоточенно-мужским.
– А где моя… майка?
– Нигде. Ее больше нет. Я дам тебе другую.
– Федор Федорович, мне надо идти. Все мои вещи у меня в номере. Я могу сама достать, а вы не ходите.
– Я не собираюсь никуда идти, – громко сказал он уже из-за двери. – Я дам тебе свою майку. Поносить.
– Спасибо, но это невозможно.
Боже, что скажет мама! И бабушка не переживет! Господи, как узнать, большая у нее там рана или не очень? Заживет она до Москвы или так и останется? Если останется, мама непременно все выпытает – Марина никогда и ничего не умела от нее скрывать! – и еще драгоценная шляпа из итальянской соломки, когда высохла, стала похожа на перестоявшую сыроежку.
– Руки вверх!
Марина ахнула и задрала руки – вот как ее запугал бандит Павлик! Полотенце упало. Федор подхватил его. Мягкая ткань скользнула по рукам, по груди, по животу. Марина зажмурилась.
– Давай чай пить.
– Что?
– Чай.
И тут ей так захотелось чаю, большую-пребольшую кружку, и хорошо бы с лимоном, что она позабыла об опасности, и о маме, и о шляпе из итальянской соломки, и потащилась за Федором Тучковым в комнату и позволила усадить себя в кресло, и взяла у него сигарету – как индеец наваху трубку мира.
От сигареты моментально зашумело в голове.
– Рассказывай.
– Что?
– Как что? Все. Твое появление на корте было несколько неожиданным и волнующим, я бы сказал. Я, признаться, ничего не понял. Я играл в теннис с Владимиром Петровичем, потом смотрю – кто-то через забор лезет, хотя в двадцати метрах калитка! Думал, что молодежь развлекается. Думал, сейчас по шее дам, чтоб играть не мешали. Оказалось, что это вы с Юлей возвращаетесь с прогулки. У тебя бок в крови, майка разодрана, и вообще ты то и дело норовишь свалиться в обморок. А сама на заборе. Я думал, что мне не удастся тебя от него оторвать.
– От кого?
– От забора. Как ты туда попала?
Марина закрыла глаза. Шум в голове прошел, стало повеселее.
– Я же тебе говорила! За нами гнался Павлик. Он хотел меня застрелить, когда увидел, что я подсматриваю. В меня раньше никогда не целились из пистолета. Это очень страшно.
– Я знаю.
– Откуда?
– Вспомни, он держал пистолет в руке или вытащил его из кармана?
– Не знаю. Держал, наверное.
– То есть он разговаривал с кем-то и держал его на прицеле?
– Да. Наверное, да.
– Занятно.
– Федор, ты можешь мне не верить, но я…
– Я верю. А с кем он разговаривал, не разглядела?
– Нет. Какая-то скрюченная фигура в углу. Я даже не слышала ни слова.
– А Павлик что говорил?
– Что больше не может ждать, что завтра или никогда. Федор, он шантажист и бандит, точно! – Марина решительно потушила в пепельнице сигарету. – А тот, в углу… он был похож… на Геннадия Ивановича, да! Такой узенький, прилизанный, в чем-то коричневом.
– На Геннадия Ивановича, – повторил Тучков Четвертый задумчиво.
– Ну, конечно! Кстати, он же отменил партию в теннис, правильно? Ну, с тобой! Он сказал, что подавлен и все такое! Вы даже договорились, что все переносится на завтра.
– Я все равно пошел, – буркнул Федор Тучков сердито. – Ты куда-то пропала, а у меня было ужасное настроение.
