– И дело не в том, что тебе на меня наплевать, – как бы размышляя вслух, продолжал он. – Дело в том, что ты мне доверяешь. – Филипп вдруг улыбнулся и, вытянув длинную руку, прижал ее к себе. – И это самое удивительное, что случилось в моей жизни.
– Что «это»? – спросила Александра, замирая от его запаха, от тепла, исходящего от его тела.
– Ты, – ответил он, и они замолчали.
Она всегда раскисала от его случайных нежных слов. Сразу хотелось обнять его, прижаться лицом к теплому плечу и ни о чем не думать. Пусть бы он читал, или разговаривал по своему телефону, или дремал перед телевизором. Но минуты нежности случались очень редко, и сейчас ей не хотелось упустить такое мгновение, потратить его на выяснение отношений, на всякие объяснения…
«Мы все обсудим, но потом, потом…» – сказала себе Александра, боясь спугнуть его любовно-ласковый настрой.
Слишком они разные. Из разных культур, из разных миров. Он был так же недоступен ее пониманию, как теория кварков, и никогда не стремился проложить хотя бы шаткие мостки через разделяющую их пропасть. Он почти ни о чем ее не спрашивал. Она пыталась было делиться с ним своими переживаниями, но он или засыпал через пять минут, или отвлекался на телефон и больше к разговору не возвращался.
Он не имел никакого понятия о том, какие цветы она любит, где проводит время, с кем встречается и чем занимается.
«А если я тебе изменяю?» – как-то спросила она его, еще перед Новым годом. Он пожал плечами: «Я все равно не могу тебя контролировать. И не буду. И потом, это было бы… – он поискал слово. – Нечестно».
Подумаешь – нечестно! Но изменять ему ей и в голову не приходило. В постели с ним она чувствовала себя богиней, красавицей, волшебницей. Любовь с ним была не просто приятной. Она была опустошающей, бурной, страстной – совсем как в романах. Он изобретал какие-то немыслимые игры, возбуждающие ее до того, что она впадала в сексуальное буйство, хотя и очень этого стеснялась. Он любил ее почти каждую ночь, если только не приезжал совсем усталый или навеселе. Никогда не скажешь, какой бешеный любовный темперамент таился в этом мужчине! Хотя что она понимает в мужских темпераментах?
Филипп зашевелился, потянувшись за сигаретами, и Александра слегка отодвинулась от него.
– И все-таки, откуда ты его знаешь? – спросила она, понимая, что муженек сам ни за что не догадается рассказать ей хоть что-нибудь, успокоить ее.
– А? – переспросил он рассеянно. – А… он работал во Франции. Года два, что ли…
Вот и поговорили.
Чего она только не передумала, лежа на его плече, а он и думать забыл, что час назад бросил ее в слезах перед телевизором наедине с тысячью разных вопросов, в состоянии полного уныния.
– Я с тобой разведусь, – в сердцах сказала она. – Ей-богу!
– Я тебе разведусь, – пригрозил он, несказанно ее обрадовав. – Хочешь, съездим в Париж?
От неожиданности она резко повернула голову, больно задев его по подбородку, и уставилась ему в лицо. Филипп, сморщившись, потер подбородок.
– А деньги? – спросила она осторожно.
– Найдем, – сказал он.
– Подожди, но ведь жить там на что-то нужно… И билет. И отель.
– Какой отель, у меня там квартира! – бросил он с досадой.
– Ах, да, – вспомнила она. – Так ты это серьезно? Мы правда уедем? – уточнила она для верности.
«Может, тогда меня и не убьют. Не поедет же киллер за мной в Париж», – мелькнуло у нее в голове.
– Правда, – заверил он. – И так все это слишком затянулось…
– Что затянулось, Филипп? – не поняла она.
– Я хочу показать тебе Париж. – Он затушил сигарету. – Я имел в виду, что это нужно было сделать давно. Месяц назад. Или два. И не сочиняй никаких страшилок. Мы прилетим, поживем у меня, и ты задашь мне все свои вопросы. Обещаю тебе ответить на каждый. У тебя паспорт есть?
– Есть, – сказала Александра. – Когда я устроилась на телевидение, мы с бабушкой стали мечтать, как я повезу ее в Карловы Вары. Она умерла, а паспорт есть.
От волнения у нее дрожали руки. Господи, неужели он позвал ее с собой? Неужели правда?
– Когда умерла моя бабушка, мне было пятнадцать, – задумчиво начал Филипп. – Мы жили вместе, как ты с бабой Клавой. Родителям всегда было не до меня. И вдруг она умерла и оставила меня одного. Бросила, понимаешь? Глупо, конечно, но я долго не мог ей этого простить. Зачем она ушла? А я как же? – Он снова закурил, хоть и не похоже было, чтобы волновался. – Меня моментально, в тот же год, выперли в колледж. А потом в университет. И мне даже в голову не пришло, что может быть по-другому.
Затаившись, Александра слушала его исповедь и даже вздохнуть боялась, чтобы не вспугнуть этот неожиданный порыв откровенности.
Она и знать не знала, что он тоже вырос с бабушкой и очень рано ее потерял. Но у него ведь оставались родители…
– В наследство мне досталась бабушкина квартира. Но я въехал в нее лет, наверное, через десять. А пока учился – снимал, причем в самых паршивых районах, где подешевле. Весело мы тогда жили…
Он замолчал, Александра подняла на него взгляд.
– Ох и поездили мы тогда! В основном автостопом. Побывали таким образом в Германии, потом в
