Тут журналистка Олечка добралась до сериалов и предложений играть одинаковых героинь, и Марина заклеймила и сериалы, и героинь, и уровень культуры, так сказать, в целом.
Уровень, по ее мнению, неуклонно понижается, а вернее, стремительно падает. Количество никчемных фильмов увеличивается, а вернее, стремительно растет.
Вскоре все, все погибнет.
Иногда она говорила по-другому – вскоре все, все воскреснет, и русская культура поднимется из руин и пепла в сияющем золотом венце, и новые Достоевские и Гоголи, Дягилевы и Нижинские, Репины и Брюлловы, Станиславские и Таировы украсят собой, как драгоценными самоцветными каменьями, этот самый венец… Иногда она так говорила, но сейчас ей было… лень. Если про венец, значит, надо приводить примеры новых Гоголей и Станиславских, а их так сразу и не приведешь!..
– Вы часто отказывались от ролей?
Марина пожала плечами и посмотрела исподлобья – как будто ей неловко, но все же ответила:
– Постоянно. То, что мне предлагают, неинтересно и убого. А когда неинтересно, то… зачем? Вот польский режиссер Тадеуш Стицинский предложил мне играть старуху. И это такая старуха, что я моментально согласилась! А теперь часто думаю о ней, какая она! Как она подволакивает ногу, как чай прихлебывает, как сопит, когда выбирает кочан капусты на обед.
Марина точно знала, что именно подробности такого рода очень ценят журналистки «старой школы». Ценят и верят в них!..
– Я люблю роли, где нужно что-то придумывать! Жесты, детали, ну даже паузы, или вот, например, моя старуха засовывает носовой платок за обшлаг рукава, и мне кажется, что я вижу этот жест!
«Этот жест» Марина только что придумала. И не видела она его вовсе, но придумано было отлично. Журналистка Олечка преисполнилась благоговения.
Великая русская актриса еще некоторое время поводила ее за нос, слегка повозилась с ней, окончательно влюбила в себя, а потом Олечка ей надоела. Да и пора давно – баня стынет! И материал, судя по всему, выйдет отличный.
Марина уже почти свела затянувшуюся беседу к тому моменту, когда можно будет сказать освобожденно: «Огромное вам спасибо, умные и профессиональные журналисты – такая редкость!», как вдруг Олечка спросила про Разлогова.
Ничего особенного. Обыкновенный вопрос.
– С бывшим мужем, покойным Владимиром Разлоговым, вы поддерживали отношения? Извините меня, Марина, но у нас же биография должна складываться, у нас журнал такой в этом смысле… интеллигентный, конечно, но главный редактор…
– Да ничего, ничего, – сказала Марина довольно холодно и кивнула официанту – подай-ка, братец, счет! – С Разлоговым нам удалось сохранить хорошие, ровные отношения. Иногда это было непросто, все- таки он сильно меня любил…
– А вы его? – вырвалось у Олечки.
– Ну и я его… когда-то любила.
– Он был богатым человеком?
– Понятия не имею, – отозвалась Марина безмятежно. – У меня он денег никогда не просил, а там… кто его знает?
– Марина, вы простите, ради бога, но у нас просто так полагается…
– Ничего, – еще понижая градус разговора, повторила Марина и поднялась.
Олечка вскочила следом, перепуганная и несчастная. Блокнотик свалился на пол.
«Вот не буду я платить за твой чай, – мстительно подумала великая актриса. – Сама заплатишь! А место здесь ох недешевое!»
– Просто когда-то ходили слухи, что именно Владимир Разлогов спонсирует некоторые ваши спектакли, и, значит, его смерть для вас серьезная потеря…
– Чушь, – выпалила разгневанная Марина. – Какая чушь! Олечка, дорогая, я уже много-много лет не нуждаюсь ни в каком спонсорстве! Да и никогда не нуждалась!
И сделала шаг от стола, оставив Олечку совершенно растерянной и несчастной.
Официант осторожно и невесомо обнял Маринины плечи меховой душегрейкой, но уходить вот так, напоследок поссорившись с журналисткой, было бы глупо.
Все усилия псу под хвост! Марина постояла, придерживая руками меховые полы душегрейки, потом улыбнулась скользящей усталой улыбкой и повернулась к Олечке.
– Я никогда, – сказала она низким голосом, – не жалела, что мы расстались! Но я всегда жалела Володю. Мы очень разные люди, и вместе нам было худо, но ему без меня стало совсем… нехорошо.
– Вам не нравилась его вторая жена? – живо спросила Олечка, поверившая в прощение.
– Да нет же! Мне нет и никогда не было дела до его жен и подруг! А его я… жалела. И денег у него никогда не брала. – Она вдруг засмеялась. – Когда мы расстались, он зарабатывал не так много, но даже если бы он зарабатывал в тысячу раз больше, все равно никаких денег не хватило бы, чтобы меня купить!
– Вы… сильный человек. – В голосе журналистки сквозило восхищение.
– Терпеть не могу слабаков, – подхватила Марина.
– Вы имеете в виду Разлогова?
– Ну это не ко мне! – Марина опять засмеялась. – Про его силу и слабость лучше у нынешней супруги спросить. Или у любой из его подружек.
– Вы жестокий человек.
– Я справедливый человек, – поправила Марина. – Разрешите мне заплатить за ваш чай! Все же это я вас сюда притащила, а место недешевое!
После недолгих препирательств Марина вышла победительницей, расставив таким образом все точки над всеми буквами, требующими расстановки точек.
Вот так-то, милая журналистка Олечка, живущая с мамой! Вот так-то! Тебе меня не обыграть, хоть ты и «старой школы»!
Марина вышла на улицу под желтый свет фонарей, под темное московское небо, под водяную пыль, грозящую вот-вот превратиться в снежную пургу, и по брусчатке бодро и уверенно простучали ее каблучки.
Все хорошо. Хотя и не так-то легко.
Нелегко. Нелегко…
– Марина Олеговна!
Она вздрогнула и оглянулась.
Высокий мужчина – руки в карманах – шел к ней из-под фонарей. Она не узнала его и испугалась.
Водитель ждет за углом, добежать она не успеет. Обратно в кафе и сразу же позвонить, вызвать его! Господи, как это она забыла про поклонников!..
– Марина Олеговна, это я! Я вас напугал?
Скользкие от страха пальцы, уже нащупавшие в кармане телефон, дрогнули и разжались.
– Господи, Марк!
– Вы меня не узнали? Извините.
Он подошел, улыбаясь, и она посмотрела ему в лицо взглядом беззащитной, слабой, перепуганной женщины. Ей отлично удавался такой взгляд.
– Я никак не ожидала вас увидеть, Марк! И в сумерках я плохо вижу…
– Какие же сумерки, Марина! Уже ночь, а вы одна по улице бродите.
– Я не брожу, – оправдываясь, сказала она. – Я интервью давала вот здесь… рядом. И решила немножко подышать. Я сегодня еще играла…
– Все равно, – тоном взрослого мужчины, отчитывающего маленькую девочку, укорил Волошин, – нельзя ходить одной, да еще ночью! Тем более вам!
– Я больше не буду.
И они засмеялись.
– Где ваша машина?
– Вон там.
