убирать не стану! Давай, поднимайся! Понаехали всякие, и на пол тута мне будут блевать! Вставай, кому говорят! Вона ведро, вона тряпка, с тобой в палате еще шестеро, они тута ни при чем, раз ты весь пол заблевала!..
Максим Вавилов тогда вытолкал добрую женщину взашей и собрал с пола лужицу, которая натекла из свидетельницы. Сама свидетельница тяжело дышала, и из-под синих век у нее выглядывала полоска глазного яблока, мутного, желтого, наводившего на Максима ужас.
В другой раз он приехал и обнаружил, что она лежит прямо на матрасе, без простыней и пододеяльников, прикрытая каким-то солдатским сукном, впоследствии оказавшимся одеялом.
– Рвет ее все время, – пожаловалась одышливая бабуся-соседка. – Спасения никакого нету! Мы уж просили заведующего, чтобы перевел ее от нас! Мы-то тоже люди, чего нам на эту какофонию смотреть!..
Сейчас свидетельница улыбалась, и лицо у нее было совершенно счастливым.
– Скажите, – спросил Максим Вавилов, вложив в вопрос всю язвительность, на которую только был способен. – Вы, уважаемая, не родственница Иешуа из Назарета, который называл кентуриона Крысобоя «добрый человек»?!
– Вы образованный, – сказала она с уважением. – А почему вы вспомнили про Крысобоя?
– Потому что вы говорите, что здесь все отлично и все люди очень милые.
Она пожала плечами.
– Да ничего здесь нет отличного, – объяснила Катя серьезно, – это же понятно. Но они спасли мне жизнь, эти люди. Просто так, ни за что. Даже не за деньги. Взяли и спасли. Поэтому на все остальное можно не обращать внимания, понимаете? Конечно, они… грубые и неприятные, но у них тяжелая работа. И именно они спасли мне жизнь.
Она подумала немного и добавила назидательно:
– Нужно уметь быть благодарным.
Максим пожал плечами.
Так всегда говорила его мать.
Нужно уметь быть благодарным. Наша жизнь в миллион раз лучше жизни среднего человека – мы здоровы, хорошо образованы, у нас есть дело и любимые люди. Это очень много, Максим, а ты все время недоволен – собой, отцом, работой, системой!.. Это неправильно. Нужно уметь быть благодарным!..
– Там тепло? – вдруг спросила Катя, перебив его мысли.
– Где? – не понял Максим Вавилов.
– На улице.
– Жарко, – ответил он. – С утра было двадцать семь. Такой жаркий август!..
– Я все никак не могу привыкнуть, что уже август, – сказала Катя. – Мне все кажется, что июль.
– Это потому, что вы в больнице столько времени провели, – заметил Максим Вавилов глубокомысленно.
– Да, слава богу, что выписывают, – согласилась она. – Мне и к бабушке надо, и вообще домой. Вот только экзамены я не сдала. Зря столько времени в Москве пробыла.
– Вам так зачтут, – пообещал Максим Вавилов. – Мы позвоним, и вам зачтут.
Она засмеялась странным смехом, как будто завсхлипывала.
– Да что вы! Конечно, не зачтут! Вы не знаете телевидения!
– Да вас чуть на тот свет не отправили!
– Ну и что? Это никому не интересно! Сдал – молодец. Не сдал – до следующего раза. И не видать мне повышения.
– Да вы господу молиться должны, что он вас из милости своей в живых оставил, – возмутился Максим Вавилов. – А вы все только про повышение!..
Катя Самгина посмотрела на него.
– Я молюсь, – сказала она просто. – Только в повышении тоже ничего плохого нет.
– Нет, – согласился Максим Вавилов и понял, что совершенно запутался.
Какая ему разница, будет у нее повышение или нет? Сдаст она свой экзамен или не сдаст?! Это не имеет никакого значения! Имеет значение только, что она уедет в Питер, и он так и не поймет ничего в этой дьявольской истории!
– А задержаться в Москве вы не можете? В интересах следствия?
Она пожала плечами. Застиранный халат пусто шевельнулся на ней.
– Да мне и жить негде. Хозяйка меня давно потеряла, наверное. Я ей даже за июль не заплатила! И где мои вещи, я не знаю. И денег у меня нет. Мне зарплату так и не дали.
– Значит, нужно поехать и получить зарплату, – раздраженно сказал Максим Вавилов.
– Я получу, – как бы оправдываясь, заверила Екатерина Самгина, питерская журналистка. – Только… потом. Сейчас у меня сил нет. Как я на телевидение поеду в таком виде?! Мне теперь только водолазки носить, горло-то у меня… и в эфир в таком виде нельзя. Мне заведующий отделением сказал, что, наверное, придется операцию делать на горле, только все это недешево, а у меня бабушка. Впрочем, должно быть, вам это не слишком интересно.