Итак, Ястребов Александр Петрович. Пролетел мимо, спихнув Осипа вместе с Инной с дороги в сугроб.
Занятно.
Инна голову могла дать на отсечение, что пролетел Александр Петрович как раз на тот самый эфир, куда поспешала она сама.
Очень занятно.
У нее есть пять минут, чтобы приготовиться. Что ж это Юра не сказал ей, с кем именно она должна «дебатировать»! Впрочем, понятно. Столько этих дебатов было передебатировано, столько слов сказано, столько эфиров «отдержано», что и не счесть, а этот, сегодняшний, – самый что ни на есть рядовой, обыкновенный.
Ястребов спихнул ее с дороги, а она, пожалуй, приложит все усилия, чтобы выпихнуть его из эфира. Не то чтобы слава Владимира Вольфовича, сына юриста и никому не известной мамы, не давала покоя Инне Селиверстовой, и вряд ли она позволит себе драть Ястребова за волосы и швыряться стаканами, но есть множество других способов выставить мужчину дураком. Даже если этот мужчина бизнесмен, политик, некоторым образом олигарх, некоторым образом… любовник и всеми остальными образами – противник.
И тут Инна потянулась, как кошка Джина, которая уже придумала, как выцыганить у хозяйки рыбу, выспаться на ее шубе, поваляться на только что выстиранных полотенцах и при этом остаться тем, кем она хотела остаться, – бедной киской.
– Ты чего улыбаешься, Инна Васильевна?
Бдительный Осип, несмотря на весь свой гнев, за Инной все же послеживал.
– Да так, Осип Савельич. Все хорошо.
– Хорошо! Где хорошо-то?! Едва из кустов вылезли! Еще пять сантиметров, трактор пришлось бы вызывать! – И вдруг, без всякого перехода: – Инна Васильевна, а вчера… на Ленина когда были… ты ничего такого не видала?
Инна стиснула кулак и разжала, посмотрела на черную ладонь в перчатке.
Первое жизненное правило гласило – никогда и ничего не бояться, особенно когда точно не знаешь, где опасность.
– А что я должна была видеть, Осип Савельич?
– Да ведь… померла вдова-то.
Инна молчала.
– Ты вчера с ней повидалась? Разговаривала с ней?
«Вольво» плавно причалил к замусоренному и бедному подъезду Белоярского телевидения. Возле обшарпанной двери курили какие-то мужики в шарфах и шапках, но без курток. Едва завидев Иннину машину, один из них щелчком далеко отбросил окурок и потрусил к ней, на ходу поправляя шарф, словно галстук-бабочку.
– Осип Савельич, – быстро сказала Инна, глядя на приближающегося, – мы с тобой потом поговорим. После эфира, ладно?
– Проводить тебя?
– Не надо. Тут полно провожающих.
Неодобрительно, как показалось Инне, Осип щелкнул кнопочкой замка. Дверь с ее стороны распахнулась.
– Инна Васильна, рад приветствовать! Пойдемте скорее, у нас до эфира семь минут.
– Успеем, – хладнокровно сказала Инна и вскинула на плечо крохотную красную сумочку, женственную и мягкую, как сама женственность и мягкость.
Громадный джип с мигалкой на крыше и бронированный тяжелый «Мерседес» – разумеется, черные и мужественные, как сама чернота и мужественность, – оказались с другой стороны крохотной стоянки. Инна прошла мимо них, как кошка Джина мимо только что разорванных хозяйских колготок – словно они не имели к ней никакого отношения.
Цокая каблуками, она пролетела холодный тамбур, «провожающий» – или «встречающий», кто его знает! – что-то говорил за ее спиной задыхающимся голосом. Она не отвечала. Ей нужно было подумать и не хотелось разговаривать.
Знакомые прокуренные коридоры вывели ее к знакомой крохотной студии. Возле дверей, рядом с которыми обыкновенно не стояло ничего, кроме пепельницы на длинной ноге, на этот раз стояло нечто с каменным лицом, каменными плечами, каменными руками, в каменном черном пиджаке и бетонном сером галстуке. Кажется, в литературе это называется «неброский».
Да. В «неброском» галстуке. Вот так правильно.
Инна взялась за длинную холодную ручку, а «неброский» галстук навстречу этому ее движению шевельнул частью своей кирпичной кладки, словно вознамерившись ее не пускать.
– Это на эфир, – нервно засвистал из-за плеча «встречающий-провожающий». – Инна Васильевна Селиверстова. Руководитель управления информации края.
Кирпичная кладка замерла. Из-за двери доносились голоса. Один властный, похохатывающий – Ястребова. Нервно-заискивающие – всех остальных.
Ну что ж. Она готова.
Шевеление кирпичной кладки ее не касалось – осмелился бы он ее не пустить! Он и не осмелился – Инна распахнула дверь, шагнула в сияние мощных ламп и громко сказала: