– Тюрина Мария Викторовна? Нотариус помолчал.
– Да.
– Понятно.
– Что случилось? – издалека спросила Маша.
– Одну минуточку, – попросил Архипов Леонида Иосифовича, – мы проведем короткий брифинг. Маша, это звонит нотариус Грубин из юридической консультации по поводу завещания вашей тети. Почему-то я тоже должен явиться. Вы… поедете со мной?
– С вами? – переспросила она с сомнением. Как будто не понимала, о чем именно он ее спрашивает.
Архипов вздохнул нетерпеливо:
– Вы ознакомились с завещанием, черт бы его взял?!
– Нет еще…
– Очень хорошо. Сегодня вы не работаете?
– Нет, но…
– Очень хорошо. Леонид Иосифович, мы приедем сегодня к трем часам вместе с госпожой Тюриной, главной наследницей. Вас это устраивает?
– Да, – откликнулся нотариус, – безусловно.
«Да» было произнесено, как «нет», а «безусловно» – как «ни в коем случае».
– Давайте адрес.
И Архипов старательно записал его на отрывном листочке.
Когда он положил трубку, оказалось, что Макс Хрусталев все так же таращит недоумевающие глаза, а его сестрица все рассматривает его, как будто выискивает того, кто, сидя в коляске, мусолил свою половину рогалика. И не может найти.
– Садись, – приказал Архипов Максу. – Когда ты стоишь, мне хочется дать тебе горн.
– Чего?
– Пионерский горн.
– Зачем мне… горн?
– Трубить. Садись, кому говорю.
Макс приблизился к высокому стулу, кое-как влез на него и уставился на клубнику.
– Ешь, – быстро сказала Маша, – это Владимир Петрович меня угостил. Можно ему… поесть, Владимир Петрович?
– Идите вы к черту, Мария Викторовна, – пробормотал Владимир Петрович, доставая сковородку, молоко и яйца.
– Как ты меня нашел? – Она устроилась рядом и подсунула Максу миску с клубникой. – Я бы тебя узнала. По ушам. Я хорошо помню твои уши. Где ты взял адрес?
– У матери утащил. Она часто говорит, что Манька в Москву укатила и знать нас не хочет, один адрес только от нее и остался. Говорит, она тебя вырастила, жизнь положила, а ты ей в душу плюнула. То есть вы. Как сыр в масле катается, а мы тут хоть пропадай. Это она так про тебя. Про вас то есть.
– Давай лучше на «ты». Все-таки я твоя сестра.
– Давай на «ты», – согласился Макс без энтузиазма. Видно было, что он как-то не так представлял себе эту встречу, если вообще как-нибудь представлял.
Сделав равнодушное лицо, Архипов взбалтывал омлет из четырех яиц с сыром и беконом. Сыра и бекона было так много, что взбивалка двигалась с некоторым трудом.
– А бабушка? Жива?
– Жива-а! Только она теперь старая совсем.
– Не может быть, чтоб совсем! Ей должно быть лет семьдесят семь или восемь, не больше.
Макс посмотрел на сестрицу подозрительно.
– Так разве ж молодая?
Она засмеялась:
– Почему ты не ешь? А мать знает, что ты в Москву укатил?
Макс Хрусталев предпочел вопроса не услышать, из чего следовало, что мать ничего не знает.
– А если бы мы переехали? Что бы ты тогда делал?
Он вдруг удивился:
– Не знаю.
– А написать сначала ты не мог? Как-то предупредить?
– Если б я предупредил, мать бы узнала и ни за что не пустила. И ты бы не разрешила. То есть вы.