Лизавета вздохнула и сняла ногу с ноги.
– Душа, – сказала она с пафосом, – душа должна затрепетать и взмыть на крыльях радостных того, что…
– Моя душа? – перебил ее Архипов, несколько приходя в себя. – Лизавета Григорьевна, да что происходит-то?! Может, вы мне объясните?! Я ведь ни черта не понимаю! Куда вы делись, зачем вы нам сказали, что умерли, что это за дикое завещание?! Зачем вы его написали?!
– Со временем поймете это вы.
– С каким еще временем?!
– Времен река неспешна и сурова, всегда лишь вдаль течет, и вспять не повернет она вовеки.
– Кто?
– Река.
– Какая река?
Лизавета вздохнула и повторила назидательно:
– Река времен.
– Да не нужна нам никакая река времен, мы и без нее запутались совсем!
– Вы так прекрасно это говорите, – прошептала Лизавета и всхлипнула.
– Что?!
– Мы. Вы говорите – «мы», и это слово бальзамом радостным вокруг все омывает.
– М-м-м, – опять застонал Архипов, – что же это такое?!
– Помочь вам не сумею я, но все же должна сказать, что по заслугам каждый получает! Обиженным никто себя считать не может.
– Это вы о чем? – встрепенулся Архипов. – О завещании?!
– О завещании, конечно, говорю! Поймете вы со временем все сами, пока же я ликую от того, что говорите «мы» и думы ваши несутся к цели, словно быстрокрылые орлы!
Архипов тяжело задышал.
– Сегодня не бегите слишком долго, – озабоченно напутствовала его Лизавета, – под дождик попадете, не дай бог. Вернусь, когда смогу.
– Постойте! – крикнул Архипов, и тут что-то легко и звонко стукнуло ему в висок.
Голова мотнулась вбок и назад, и прямо перед своей физиономией он невесть как поймал грязный футбольный мяч.
– Извините, дяденька! Простите, пожалуйста! Это Димон кинул, он маленький еще!
– А зачем ты Димону дал кидать?!
– Да я не давал, он сам кинул!
Архипов бросил мяч в разноцветную толпишку футболистов, оттолкнув от себя ладонями.
Мимо шли люди, смеялись и разговаривали. Унылый дворник накалывал на железный прутик бумажки и стряхивал их в пластиковый мешок. У решетки визжали дети. Напротив, через аллею, продавали мороженое, небольшая очередь стояла к синему ящику под зонтом.
У правой ноги пошевелился Тинто Брасс, поднял башку. Они посмотрели друг другу в глаза – хозяин и собака.
– Ну что? – негромко спросил Владимир Петрович. – Что это было?
Тинто не отвечал и не усмехался.
– Мы заснули, – строго внушал ему Архипов, – мы пригрелись на солнышке и заснули оттого, что целую ночь прошлялись по чужим домам. Ты понял?
Тинто смотрел недоверчиво.
– Да, – продолжал Архипов, не веря ни одному своему слову, – мы заснули, только и всего. Нас разбудил мяч.
Тинто все молчал.
– Она умерла, – сам себя убеждал Владимир Архипов, – она не могла оказаться здесь и говорить со мной. Так не бывает.
Он встал со скамейки – рядом шевельнулось что-то белое и летящее, и сердце рухнуло вниз.
Ничего такого. Какая-то женщина, вовсе не похожая на Лизавету, сидела далеко, катала туда-сюда коляску. Архипов перевел дух, заставил сердце вернуться на место, посмотрел на небо – ни облачка, ни ветерка – и опустил на нос очки.
– Бежим, Тинто, – скомандовал он мастифу, – вперед.
И намотал на кулак звенящую цепь.
Он уже бежал и время от времени тряс рукой, которую как-то непривычно терла цепь. Он помахал кистью, но неприятное ощущение осталось. Тогда, не сбавляя хода, он размотал железный поводок и посмотрел.
