Что за путь? Что за радость?
Религиозная организация, сказал юрист. Легальная, раз они пришли в контору и назвались.
Откуда они взялись? Что у них за завещание?! Почему Лизавета понаписала столько завещаний? Откуда они узнали, что последнее и главное завещание лежит именно в этой конторе, именно у этого нотариуса и будет оглашено именно сегодня?! Или то, предыдущее, тоже было составлено в этой конторе, только у другого нотариуса, раз этот о первом завещании ничего не знал? Сколько нотариусов могло быть у Лизаветы? Десяток?
И почему Марии Викторовне, черт ее побери совсем, не досталось ничего?!
И зачем она умоляла его ни во что не вмешиваться и ничему не удивляться – перед самыми дверьми кабинета?! Умоляла, и дышала тяжело, и смотрела ему в лицо так, что у него взмокла спина!
И почему Лизавета наврала про родственников, которых оказалось так много, и все в добром здравии?! Боялась? Не хотела, чтобы что-то досталось им? Что им могло достаться, если все отошло ему, Владимиру Петровичу Архипову, и она об этом прекрасно знала?!
Написать дарственную – или как это называется – и отдать квартиру обратно Маше Тюриной ничего не стоит. Леонид Иосифович Грубин всегда готов к услугам. Вряд ли Лизавета имела в виду, что Архипов должен поселиться в ее квартире, выгнав бедную сироту, о которой она так пеклась.
Тогда что? Что она имела в виду?!!
Когда приходила к нему, когда слезно просила «не оставить», когда обещание брала, когда свое завещание писала?!
– М-м-м… – простонал Архипов, зажмурился и постучал себя по макушке, как будто разгоняя мысли.
– Ничего-ничего, – успокаивающе сказал рядом чей-то голос, – побегаете, и все пройдет. Энергия добра вас не покинет.
Архипов вытаращил глаза.
Тинто Брасс, безмятежно валявшийся на гравии, вдруг вскочил, напружинил все свои складки, ощерился и зарычал. Шерсть на загривке встала дыбом. Он мотал оскаленной мордой и натягивал поводок – металлическую цепь.
– Фу, Тинто, – приказал Архипов. – На место. Лежать!
Мастиф не слушался. Архипову показалось, что он вообще ничего не слышит.
– Спокойно, Тинто! Фу! Лежать! Лежать, я сказал.
– Оставьте животное в покое. Ведь он видит то, чего вы лишены, и странным кажется ему видение такое.
Архипов уронил цепь на землю. Она негромко звякнула.
– Он порычит немного и затихнет, поймет, что зла вам причинять не собираюсь.
По виску поползла капля и упала на рукав белой майки. Архипов видел место, куда она упала, – влажное пятно. Он посмотрел на пятно, а потом осторожно повернул голову налево.
Рядом с ним на скамейке сидела Лизавета.
Нелепейшие одежды, белое лицо, раскрашенное, как у японской деревянной куклы, – насурьмленные в ниточку брови, веки со стрелами, алые губки.
С некоторым трудом она закинула ногу на ногу, посмотрела на него и усмехнулась. Тинто припал на передние ноги, захлебнулся тихим жалобным рыком и стал медленно отступать.
Архипов закрыл глаза. Что-то коснулось его руки, и он посмотрел. Ветер с Чистых прудов трепал Лизаветин шарфик. Шарфик взлетал и легко трогал его кожу.
– Лизавета Григорьевна? – спросил Архипов хрипло.
– Что ж, вы меня не узнали? – удивилась она.
– У… узнал, – признался Архипов. – Только я думал, что вы… Мы решили, что вы…
– Что? – поторопила Лизавета и сняла у него с колен свой шарф.
– У… умерли. Вы. То есть мы так думали… Недавно. А вы, значит, вовсе и не…
– Конечно, умерла, – возразила Лизавета энергично, – но ничего плохого нет в том, что я пред вами появилась! Я вижу, трудно вам постичь весь смысл того, что происходит. Хотела лишь поговорить немного. Вас напугать – и мысли не было такой!
– О господи, – проговорил Архипов и сильно ущипнул себя за руку. За ту самую, которой касался белый шарф. Потом еще раз.
– Зачем вы боль себе приносите щипками? – поинтересовалась Лизавета.
– У меня что-то с головой, – признался Архипов.
– В порядке и душа, и голова отличном. И комплекс всех энергий, и все планы бытия в гармонии между собой приятной.
Архипов застонал.
– Хотела благодарность выразить свою, – деловито продолжила Лизавета и смахнула с коленки клейкую кленовую почку, – за то, что вы обещанное мне так выполняете усердно! Ведь только вы способны то постичь, чего никто на свете больше не способен!
– Чего… не способен? – выдавил Архипов.
