удивляйтесь и ни во что не вмешивайтесь. Обещайте мне!
– Что… обещать?
Она была очень высокой, Маша Тюрина, только чуть ниже его. Слишком близко от него были глаза, нежная бледная скула и губы, говорившие что-то – он не слушал, что.
– Обещайте мне, Владимир Петрович! Тем более мальчик тут… приехал.
– Я обещаю, – произнес Владимир Петрович сквозь некоторый звон в голове.
Произнес просто потому, что она просила его об этом.
…Как же это так – он думал, что ей пять лет? Почему же раньше-то он никогда ее не видел? И Лизавета не предупредила!
…Как бы она стала его предупреждать – вот вопрос! «Вы знаете, Владимир Петрович, вполне возможно, что, едва увидев девочку Машу, вы немедленно захотите с ней… ее…»
Между лопатками стало мокро. Маша еще посмотрела на него, подышала рядом и – отвела глаза, отвернулась, отстранилась, как будто выпустила его из камеры на живую травку.
Опасность миновала. Вот пуля пролетела и – ага!
Архипов достал носовой платок, бессмысленно промокнул им лоб и сунул в карман.
Что такое она шептала ему в лицо? «Обещайте, не удивляйтесь, не предпринимайте, мальчик тут!»
О чем, черт возьми, шла речь?
Брат и сестра смирно стояли у кожаных богатых дверей с латунной табличкой, извещавшей, что здесь обитает нотариус Грубин Леонид Иосифович. Архипов подошел – они расступились, и правильно сделали, потому что он был вожак, – и решительно потянул тяжелую створку.
Леонид Иосифович оказался представительным мужчиной средних лет с темными быстрыми глазами и хищным носом.
– Архипов Владимир Петрович?
– Он самый.
– Пожалуйста, проходите. Это ваша семья?
Где семья?! Какая еще семья?! Нет у него никакой семьи! Была и вся вышла!
Почему-то он не сразу сообразил, что речь идет о сестрице Аленушке и братце Иванушке.
– Это госпожа Тюрина Мария Викторовна, – представил он, – а это ее брат. Так что все в сборе, можем начинать… установленную законом процедуру.
Услыхав про процедуру, нотариус взглянул на Архипова подозрительно – как будто тот внезапно пожелал занять его место.
– Давайте пройдем туда, – и он сделал приглашающий жест в сторону еще каких-то дверей, – там нам будет удобнее. К сожалению, полчаса назад открылось некое обстоятельство, о котором ранее я не был осведомлен, и вот теперь…
Маша Тюрина вдруг крепко взяла Архипова за кисть. Рука была холодной и жесткой, как будто натертой наждачной бумагой. Архипов с некоторым изумлением посмотрел на свою кисть, которую она стискивала сильными ледяными пальцами.
Что-то с ней и вправду не то.
– Пожалуйста, – прошептала она ему в ухо, – пожалуйста, Владимир Петрович…
– Чего? – осведомился рядом ее брат. – Туда идти, что ли?
– Да-да, – подтвердил нотариус, – проходите. И вы, Мария Викторовна.
За дверьми оказалась небольшая глухая комнатка с овальным столом и навязчиво бордовым ковром. За столом сидели двое.
Железные пальцы впились в его запястье. Архипов подумал: «Еще чуть-чуть, и она порвет мне сухожилия».
– Присаживайтесь, пожалуйста. Эти господа представляют интересы организации… – Леонид Иосифович на секунду запнулся, как будто сверился с невидимыми записями, – организации «Путь к радости». Они позвонили мне вскоре после того, как мы побеседовали с вами, Владимир Петрович.
– Здрасти, – пробормотал Архипов, усаживаясь. Ее рука на запястье нервировала его. Так нервировала, что ее хотелось стряхнуть. Он сделал над собой усилие – и не стряхнул.
Маша оглянулась на брата. Тот рассматривал стены и книжные шкафы с толстыми величественными переплетами.
– Добрый день, – вразнобой поздоровались господа.
Когда дверь открылась, они оживленно беседовали – голова к голове, – а теперь сидели прямо, и вид у обоих был довольно кислый.
Что за «Путь к радости»? Нелепость какая-то!
Вдвойне нелепым казалось то, что «господа» были самыми что ни на есть обыкновенными – в просторных по жаркому времени летних костюмах, с ручечками и папочками, телефончиками и портфелями.
– Я хочу предупредить, – начал Леонид Иосифович, – что в данный момент выполняю стандартную процедуру, – короткий взгляд на Архипова, – и оглашаю волю Елизаветы Григорьевны Огус, которая привлекла меня в качестве поверенного в делах.
