Года два назад усилиями Архипова и еще двух энтузиастов-подвижников, которые почему-то дорожили своими машинами, глухая каменная западня между двумя дворами превратилась в крохотную стоянку. Ямы заасфальтировали, купили фонари, провели электричество и установили ворота. Лена Шумейко из третьей квартиры привезла две кадушки с елочками и какую-то круглую штуковину с цветами. Елочки и цветы установили под стену – получилась красота, Европа, и никаких ночных бдений возле автомобилей.
Правда, бабушки-старушки и дедки-пенсионеры написали в префектуру пару-тройку гадких писем – засилье, мол, капитализма, детям негде играть, и вообще вырубка деревьев и экологическая катастрофа, – но даже проверяльщики из префектуры, войдя в западню, поняли, что стоянка лучше, чем помойка и бомжатник – ни на что другое западня все равно не пригодна, – и быстро отвязались.
Архипов очень гордился собой, когда ставил свою машину на крохотный пятачок с цифрой «восемь» – номер его квартиры.
Чем не Париж, когда есть собственный пятачок с номером?
Мария Викторовна явилась все в той же тужурке и тех же джинсах, а Архипов внезапно решил, что без него родная контора больше не протянет ни минуты, и нарядился в офисный костюм.
Завидев костюм, Мария Викторовна оробела.
Архипов кивнул издалека, нажал кнопку – над воротами мигнула лампочка, сигнализируя, что ворота поняли, что именно должны делать, и стали медленно открываться.
– Во дает! – неизвестно в чей адрес сказал Макс и плюнул себе под ноги.
Архипов прошествовал внутрь и через десять секунд с известным шиком подкатил к Марье Викторовне и ее непосредственному брату.
– Садитесь.
– Макс, хочешь на переднее сиденье?
– Ага.
Он очень старался выглядеть сдержанным и солидным, но все время улыбался детской бессмысленной счастливой улыбкой, как будто неожиданно получил подарок, о котором даже мечтать не смел.
Жаль, пацаны не видят. Ни Жека, ни Колян, никто.
Эх, если бы они знали, на чем он сейчас едет!
– А это чего?
– Чего? – уточнил Архипов.
За последнее время он как-то особенно полюбил это слово.
– Ну… вот.
– Задний ход.
– На руле?!
– А где же?
– Так это чего? Автомат?
– Если ты о коробке передач, то да. Автомат.
– Ну ва-аще! – протянул Макс и оглянулся на сестрицу. Глаза у него горели, как у кота. – Ва-аще, да?
– Я не люблю автоматическую коробку, – зачем-то поделился с ним Архипов. – Учиться хорошо, а просто так ездить… неинтересно.
– А вы когда научились?
– Давно. Меня отец научил, когда мне было лет тринадцать, что ли.
– Скока?!
– Тринадцать.
– Во дает! Манька, он с тринадцати лет машину водит!
– Я не вожу машину с тринадцати лет. В тринадцать лет я только научился.
– Во дает!
Архипов был уверен, что Макс умер бы от счастья, если бы вместо нотариальной конторы они поехали в Питер, а лучше в Челябинск, но они очень быстро приехали.
Грубин Леонид Иосифович помещался на втором этаже, о чем свидетельствовала табличка с надписью, и охранник подтвердил – на втором.
Перед последним поворотом коридора Маша, все время шедшая впереди, так что Архипов не видел ее лица, вдруг обернулась, схватила Владимира Петровича за рукав и толкнула к подоконнику.
– Что такое?!
– Я прошу вас, – прошипела она ему в лицо, – я умоляю вас… Когда вы услышите завещание… пожалуйста… пожалуйста…
– Да в чем дело?!
Макс вышел из-за угла и завертел головой, отыскивая их.
– Мы здесь! – крикнула она и повернулась к Архипову. – Пожалуйста… ничего не говорите, не
