Лизавета сказала про заслуги? Может, они поссорились или она узнала про девочку Машу что-то такое, чего не должна была знать?
Тинто пожал плечами.
Архипов вылез из пенного тепла, кое-как вытерся и напялил сухую одежду. Хотелось есть, но он почему-то решил, что ему некогда. Он вернется от Маши Тюриной, сядет и поест.
Примерно в час ночи он снова открыл дверь на площадку – тень от Тинто скакнула на противоположную стену, – перешел гранитный квадрат и позвонил.
Никого. Ничего.
Мария Викторовна со своим братом как сквозь землю провалились.
Или точно провалились? Отправились в преисподнюю навещать Лизавету?!
– Тинто, искать! Искать, Тинто!
Мастиф подошел, повел башкой и посмотрел на Архипова – он не понимал, кого искать, а Архипов не знал, как ему объяснить.
Куда они могли деться? Музеи и парки аттракционов давно закрыты. Библиотеки и Дома культуры тоже. На дежурстве она была вчера.
Все-таки в больницу он позвонил.
Томная особа дамского пола сообщила ему, что Тюриной не будет до послезавтра, а послезавтра звоните с утра.
– А вы кто? – спросила она напоследок. – Передать, что вы звонили?
– Архипов Владимир Петрович я. Передайте, что мы звонили.
Он высадил их у дома и поехал на работу, где коллектив маялся без начальника и без дела. С работы приехал около восьми и сразу пошел бегать – только снял костюм и надел штаны и майку. Из ванны вылез в полдесятого и стал звонить в дверь.
Спину под свитером ломило и как будто выворачивало наизнанку, костями наружу. Он все тер и тер ее.
Спать он не мог.
Мама всегда говорила, чтобы он звонил, если задерживается.
«Я не могу спать, когда не знаю, где ты».
Он не понимал, как это – не может спать? Чего проще, ложишься и спишь!
Оказывается, он не мог спать, когда не знал, где Маша Тюрина.
Она же должна быть дома! Она после дежурства, она должна спать дома, на диване, под пледом!
Должна, но ее нет.
Вдвоем с Тинто Архипов завалился на круглый матрас и некоторое время лежал в темноте, сам перед собой делая вид, что успокаивается и засыпает.
Дождь шумел за стеклянной балконной стеной, по-деревенски шуршал в цветах, которые в больших деревянных ящиках растила Любаня. Пахло землей и свежестью.
Тинто Брасс завозился и повалился на бок, разбросав гигантские лапы. Архипов слегка его пнул, чтобы не слишком разваливался, а более для того, чтобы напомнить, кто здесь вожак. Тинто не обратил внимания.
…Куда она могла деться? Да еще вдвоем с приезжим мальчишкой?! Или этот приезжий мальчишка куда-то ее заманил?! Или она отправилась по «Пути к радости» и не предупредила Архипова?!
Он лег на спину и потерся об «Уют-2000» вывороченными из позвоночника костями.
Она что-то знала о завещании. Знала – и просила ничего не предпринимать и ничему не удивляться.
Знала, что Лизавета оставила ему квартиру со всем содержимым?! Знала все это время – когда разговаривала с ним первый раз, едва сдерживаясь, чтобы в ту же минуту не выставить его за дверь, знала, когда он звонил ей в больницу, знала, когда ела клубнику, когда предлагала помыть посуду?!
Нет. Вряд ли.
Она тряслась и хватала его за кисть холодными пальцами, как будто натертыми наждачной бумагой, и явно чего-то боялась.
Двух приличных и скучных джентльменов из «Радости»? Почему?
Кто приходил к ней накануне и пел хором? Вряд ли в дело замешаны несколько «религиозных организаций», значит, скорее всего «Радость» и приходила. Лизавета в первом своем завещании отписала им квартиру – Архипов никак не мог в это поверить.
Во-первых, пока она была жива, никакие «религиозные организации» не занимались в ее квартире хоровым пением. Во-вторых, несмотря на крайнюю экзальтированность и манеру говорить в духе русского интеллигента Васисуалия Лоханкина, Лизавета не была ни фанатичкой, ни убогой.
Как она могла завещать квартиру религиозной общине?! Или ее
Тогда почему в его пользу, а не в пользу несчастной сироты, которую Архипов поклялся «не оставить», а она взяла да и пропала средь бела дня, едва он уехал на работу?!
Вывороченные кости царапались друг о друга и о мягкий матрас. Тинто поблизости тяжело вздохнул –
