Квартира, стоящая по нынешним временам, дьявольских денег.
Это означает, что Лизавету вполне могли «поторопить» на тот свет. Дьявольские деньги – отличная приманка для всяких личностей «божественного» происхождения.
Весь вечер Архипову казалось, что за ним следят – как в кино про шпионов, – и очень хотелось проверить, нет ли «хвоста».
Тинто Брасс то и дело вопросительно посматривал на хозяина – не мог понять, почему тот все время оглядывается.
Никакого «хвоста» Архипов не обнаружил, впрочем, он не знал точно, как именно «хвост» должен выглядеть.
Ключи, полученные от Елены Тихоновны и Гаврилы Романовича, лежали у него в джинсах, и он решил, что зайдет в Лизаветину квартиру по дороге с Чистых прудов, вместе с Тинто. Одному заходить не хотелось.
Он так толком и не придумал, что именно станет там искать, да еще в отсутствие хозяйки, но почему-то был уверен, что должен непременно искать.
Караульный дедок Гурий Матвеевич засуетился, когда Архипов вошел в подъезд, и даже перестал прихлебывать чай из невиданных размеров кружки.
– Здрасти, – пробормотал Владимир Петрович, не желая никаких расспросов, но не тут-то было.
Гурий Матвеевич выскочил наперерез:
– Владимир Петрович, Владимир Петрович!
Пришлось Архипову остановиться.
– Да, Гурий Матвеевич?
– Владимир Петрович, а что это такое говорят у нас подъезде?
– Понятия не имею. Я целый день был на работе и ничего не слышал.
– Да вот говорят, что Лизавета Григорьевна-то…
– Померла? Это непреложный факт, Гурий Матвеевич.
– Да говорят, что, мол, вам квартирку-то оставила покойница наша! Мол, племянницу по боку, а все вам! Это… как? Правда, Владимир Петрович?
– Правда, – признался Архипов, – племянницу по боку, а все мне. Может, я ее незаконный сын?
– Да как же! Да что же! – забормотал в смятении ума Гурий Матвеевич. – Ваша матушка и батюшка ваш никогда… А Лизавета Григорьевна весьма порядочная особа, и супруг ее…
– А вы и супруга помните, Гурий Матвеевич? – поинтересовался Архипов.
Сам он никакого Лизаветиного супруга не помнил – тот помер совсем давно. Гурий Матвеевич был старожил – он вырос в этом доме, только в соседнем подъезде, и знал всех родившихся и преставившихся за последние шестьдесят лет.
– А как же, а как же! Алексан Василич – порядочнейший, достойнейший человек!.. Как можно, конечно, помню!..
– А это… была его квартира? Ну, которая теперь моя? Его или Лизаветы Григорьевны?
– Ну разумеется, разумеется, его! Он ее заслужил, заработал, и государство, оценив его заслуги, преподнесло, так сказать… В те времена государство и партия неустанно заботились о народе и…
– Ясно, – перебил Архипов.
Про партию и неустанную заботу он и сам помнил хорошо.
– Лизавета Григорьевна… Алексан Василич ее второй супруг. А в те времена это было не принято, знаете ли… В те времена нравственность была неизмеримо выше, чем сейчас, идеалы, совесть, да и потом…
– То есть недостойна была Лизавета Григорьевна такого человека, как Александр Васильевич.
– Нет, ну что вы! Так уж прямо… Но моя супруга предрекала скорый конец этого… так сказать… мезальянса, ибо Алексан Василич и в те времена был фигурой, а Лизавета Григорьевна только-только приехала, а вы же знаете, – тут Гурий Матвеевич заговорщицки понизил голос, – вы же знаете, Владимир Петрович, этих приезжих!
– И что? – спросил Архипов. Ему стало интересно. – В смысле мезальянса?
– Моя супруга оказалась совершенно права! Да-да, права! Только все завершилось гораздо, гораздо трагичнее! Он умер, едва прожив с ней десять лет! Десять или около того…
– Вы подозреваете убийство? – спросил Архипов заговорщицким шепотом и огляделся по сторонам, чтоб уж Гурий Матвеевич окончательно вошел в образ. – Лизавета могла его… того?
– Никто не знает, – прошептал в ответ Гурий Матвеевич. – Темная, очень темная история! Только вскоре после его кончины Лизавета Григорьевна и взяла к себе сироту, и моя супруга тогда сказала, что она теперь замаливает свои грехи. Но есть грехи, которые никак нельзя замолить, и моя супруга считает, что именно за такой покойница и поплатилась.
– Что значит – поплатилась? У нее было больное сердце. Она могла умереть в любой момент.
– Так утверждает ее приемная дочь, а что там на самом деле… темная история, Владимир Петрович!
– И эта тоже темная?! Сколько же темных историй?!
