– Потому что я занят. Между прочим, твоими проблемами.
– Да ради бога, – крикнула Кира, – не надо заниматься моими проблемами! Я тебе позвонила потому, что он меня сильно напугал, вот и все!
– Кто тебя напугал?
– Да этот капитан Гальцев! Он приехал и сказал, что знает, почему я застрелила Костика. И стал трясти перед носом бумажкой с моим почерком! Ну, я и позвонила… Зря позвонила. Прости.
Он медленно сжал и разжал кулаки.
– Ну конечно, зря.
– Сереж, – раздражаясь, сказала она, – ты бы на работу поехал. У тебя там, наверное, дел полно. И девушка, наверное, ищет. Или ты ей позвонил?
– Позвонил.
– Молодец.
– Я знаю, что молодец.
– Тогда езжай, – приказала Кира, – у меня тут, видишь, проблемы. Я не могу еще и тобой заниматься.
Он поднялся, застегивая куртку.
Странное дело.
Она отлично помнила эту куртку – года полтора назад они вместе покупали ее в «Спортмастере» на Садовом кольце, и даже не ссорились, и настроение у них было хорошее, и еще они зачем-то купили Тиму какие-то дикие кроссовки, из которых он немедленно вырос, и еще куртку Кире – не потому, что ей нужна была куртка, а потому, что им очень понравился продавец, который так искренне старался продать побольше, что хотелось купить все. Эта куртка была приветом из их общего прошлого, словно старый друг студенческих времен, и Кире вдруг стало обидно, что выбирать следующую куртку в «Спортмастер» он поедет с чужой девицей, а эту, выбранную Кирой, выбросит как старый ненужный хлам.
– Пока, – сказал бывший муж, – и не кури так много.
– Если Тим опять станет тебе звонить, скажи ему, что ты приедешь за ним в субботу, – неизвестно зачем велела Кира. Затем, что расстроилась из-за куртки, – и больше без предупреждения не являйся.
– Не явлюсь.
На лестнице он встретил капитана Гальцева, который посмотрел на него с неудовольствием.
– Что это вы к бывшей супруге зачастили, – поинтересовался тот ехидно, – или что, чувства вернулись?
– Она не убивала своего шефа, – сказал Сергей негромко. На верхней площадке кто-то курил, и он не хотел, чтобы их слышали. – Любой, кто хоть немного ее знает…
– Она не убивала, вы не убивали, Батурин Григорий Алексеевич, бывший военный корреспондент, тоже не убивал, а потерпевший с дыркой в сердце в морге лежит. Это как получилось?
– Вы тоже не убивали, – Сергей нащупал в кармане ключи от машины, – а он тем не менее лежит.
Капитан моргнул:
– Я тут ни при чем.
– И моя жена тут ни при чем.
– Бывшая.
Сергей вдруг рассвирепел:
– Моя жена тут ни при чем, – повторил он с нажимом. – Вы нашли у нее оружие? Вы выяснили мотивы убийства? Вы уже опросили всех соседей? Вы знаете, как стреляли – сверху, снизу, в упор?
Капитан прищурил вмиг ставшие оловянными глаза.
– Я у тебя, твою мать, советов не спрашивал.
– А я тебе никаких советов и не давал.
Они смотрели друг на друга и сопели, как быки на арене.
– Давай, – выпалил наконец Гальцев, – проваливай! Еще раз мне попадешься, ей-богу, в «обезьяннике» будешь ночевать!..
Сергей собрался выдать все, что думает и о капитане, и об «обезьяннике», и о милиции вообще, но в последнюю секунду поймал тираду за хвост и затолкал обратно – ничего этого говорить явно не следовало, хотя бы потому, что он был уверен, что капитан «из принципа» отволочет его в «обезьянник».
Ну, его-то еще ладно, но он вполне мог отволочь и Киру!..
Примерно до первого этажа он придумывал «достойные ответы» и строил невозможные планы мести, а потом выбросил капитана из головы. Сергей Литвинов виртуозно умел выбрасывать из головы то, чему в данный момент там не было места. Он никогда не переживал дольше срока, отведенного себе самому на переживания. По истечении этого срока он начисто забывал о том, из-за чего переживал, и продолжал жить дальше.
Все пятнадцать лет теща называла его «бревно бесчувственное», и отчасти он был с ней согласен.
Горячее мартовское солнце нагрело темный бок его машины и обивку сидений, и ему нравилось, что в машине так тепло и пахнет горячей синтетикой – от панелей и кресел.