– Григорий Алексеевич!..
– Езжай, – сказал Леша нежно, – только не гони, хорошо?
Батурин переступил с ноги на ногу, двинул палкой, но не ушел.
Аллочка отпустила куртку, стремглав обежала машину, швырнула портфель и прыгнула за руль.
– До свидания, – попрощался Леша. Батурин молчал.
Аллочка повернула ключ, нажала на газ, сдала назад, так что чуть не сбила ненавистного Лешу, и вылетела со стоянки.
– Ужасно гоняет, – добрым голосом сказал Леша Батурину и опять отпил из своей бутылки. – Я пойду, Григорий Алексеевич?
Батурин промолчал.
Он был взрослый, умный, в общем, тертый калач. Сцена, которую он наблюдал, никак не укладывалась в предлагаемую ему схему – ссору двух влюбленных голубков. Он мог дать на отсечение голову – или вторую ногу, – что она была до смерти напугана, эта темноволосая длинноногая девушка в очках. И Леша как-то слишком уж усердно навязывал ему эту схему.
Что-то здесь не то, решил Батурин. Надо понаблюдать.
Его машина была припаркована за углом, и он медленно пошел к ней, и уже скрылся, когда Леша швырнул ему вслед пустую бутылку.
Бутылка ударилась об асфальт и брызнула стеклянными осколками.
Кира открыла дверь, совершенно уверенная, что вернулся Сергей, завершивший свои сыщицкие изыскания, и страшно удивилась, увидев на пороге Верочку.
– Кира! – воскликнула Верочка. Лицо у нее наполнилось влажным сочувствием, как будто политое из лейки. – Прошу прощения, что так поздно, но я не могла!
– Мам, кто там? – закричал из кухни проснувшийся Тим.
– Это ко мне! – крикнула в ответ Кира.
– Кира, я только на пять минут. Мне очень нужно показать тебе… ну, показать то, что я сегодня написала. На работе я никак не могла подойти. У тебя все время милиция была и еще кто-то…
– Здрасти, – сказал Тим своим самым басистым басом.
– Здравствуй, – улыбнулась Верочка.
– Мам, а папа где?
– Он пошел поговорить с соседкой. Сейчас придет. Вера, проходи, пожалуйста.
– А чай вы без меня попили?
– Мы пили кофе.
– А чай?
– Сейчас папа придет, и будем пить чай.
– То-очно?
– Тим. Не приставай. Вера, может быть, сделать тебе чаю?
– Нет, нет! Мне нужно домой. Я зашла, чтобы показать тебе статью, а то вдруг придется переделывать, а утром мне уже сдавать.
Это было любопытно. Несколько раз Верочка заезжала к Кире, и никакого «папы» не было и в помине. Откуда он мог взяться теперь? Старый муж вернулся? Или нового завела?
– Проходи, – предложила Кира и потерла затылок. Внутри затылка было тяжело и холодно. Да еще Верочка!.. Принесло ее на ночь глядя, как будто Кире мало было всего, что случилось сегодня. Да еще Сергей ушел к соседям, ничего лучше придумать не мог, конечно! Как теперь она, Кира, станет жить в этом доме?! Ходить по лестнице, здороваться с соседями у подъезда, отвечать на вопросы про погоду и про здоровье, если он уже всем дал понять, что
– Давай. Что у тебя?
Верочка подала три листочка и села, не поднимая глаз. Она была убеждена, что Кире нравится, когда подчиненные принимают смиренный, «монашеский», вид.
Кира стала читать, и читала очень внимательно и кое-где даже перечитывала. Ухоженная рука с неброским солидным маникюром перевернула страницу. Длинная лохматая челка вывалилась из-за уха, и Кира нетерпеливо заправила ее, звякнули браслеты.
О-ох, по-бабьи вздохнула Верочка, грехи наши тяжкие!.. Почему у нее, у этой самой Киры, так естественно и просто получается быть такой, какая она есть?
Одиннадцатый час, подчиненная ни с того ни с сего нагрянула, сегодня милиция целый день ее полоскала, а потом они с Хромым еще к Костенькиным родным ездили, а вид у нее такой, как будто она с утра до вечера просидела в салоне «Жак Дессанж» или, на худой конец, «Элизабет Арден»! Вот почему ни у кого не получается, а у нее получается, откуда он берется, этот неподражаемый лоск, как его добыть тем, кто не получил от рождения?!
Верочка незаметно вытерла о юбку вспотевшие от неожиданного всплеска ненависти к Кире ладошки и огляделась.
Она приходила сюда несколько раз и каждый раз жадно осматривалась, изо всех сил стараясь запомнить, «взять на вооружение», оценить, перенять.
