Он прошел по коридору, открыл одну дверь, вторую, кивая направо и налево и слушая, как за его спиной привычно смолкает шелест голосов, перед третьей чуть задержался, чтобы охранник смог притормозить и остаться, и вошел один.
Его жена сидела за столом, прихлебывала из кружки, нетерпеливо болтала ногой и одним пальцем что- то печатала.
– Тим, – сказала она, едва завидев мужа и ничуть не удивившись его приходу, – ты знаешь, как фамилия хозяйки дома, у которой мы будем гостить в Киеве?
Тимофей Ильич моргнул, помедлил и почесал за ухом свернутыми в трубку бумагами, которые он зачем- то прихватил со своего стола.
– Как?
– Цуганг-Степченко! – провозгласила Катерина. – Мирослава Цуганг-Степченко! Поэтесса.
– Ну и чего?
Катерина оторвалась от компьютера и передразнила олигарха и губернатора:
– Да ничего! Смешная фамилия!
– А мне-то что за дело, какая там у нее фамилия!
– Да тебе-то никакого, а мне смешно!
– Ну и чего?
– А ее мужа зовут Казимир. Мирослава и Казимир Цуганг-Степченко! Звучит?
Тимофей немного подумал.
– А он кто? Поэт, что ли?
– Он не поэт. Он торгует водкой. По-украински, значит, горилкой. Он торгует горилкой, а она сочиняет стихи. Прелестно.
– Ты думаешь?
– Да ну тебя, – сказала Катерина. – От тебя можно с ума сойти. Ты чего притащился?
Ну вот! Он же еще и притащился! Это она притащилась, а он решил, что разговоры разговаривать они будут дома, а на работе нужно работать, только потом на почве недовольства собой заусенец обгрыз и пришел спросить, что она хотела спросить, когда приходила, а он ее не принял и теперь не знает, зачем Катерина приходила!
Вдруг осознав, что все десять лет после женитьбы он ходит вокруг нее, как бычок на веревочке, и, в сущности, демонстрирует полную покорность, зависимость и предсказуемые реакции, Тимофей Ильич рассвирепел. Он всегда свирепел, когда это осознавал.
Однако его жена, знавшая его как свои пять пальцев, взъяриться ему не дала.
– Тим, – быстро сказала она, глядя, как олигарх медленно и неотвратимо краснеет и вот-вот начнет изрыгать из ноздрей дым, а изо рта, подобно Змею Горынычу, испускать языки пламени, – я хотела у тебя спросить, идем мы сегодня тусоваться или не идем?
– Куда еще нам тусоваться, блин!
– Мне надо со Светой Астаховой увидеться, а ты, по-моему, с Павлом хотел переговорить. Или я ошибаюсь?
Павел Астахов, знаменитый адвокат, время от времени работал вместе с Егором Шубиным, штатным и постоянным адвокатом холдинга «Судостроительные заводы Тимофея Кольцова». Вдвоем Астахов и Шубин были решительно непобедимы, и противники Тимофея Ильича мрачно пошучивали, что в договоры с Кольцовым, в графу «Обстоятельства непреодолимой силы» следует вписывать, что интересы его защищают Астахов и Шубин.
Лучше не соваться. Обстоятельства непреодолимой силы.
Катерина права. С Павлом нужно было бы увидеться, и… не дома и не в офисе.
Черт побери, опять права Катерина!
– Хорошо, – сказал олигарх и напоследок пыхнул в ее сторону пламенем из ощеренной Змей- Горынычевой пасти. – Мы пойдем. И куда?
– Тим, я не знаю. Помощники в курсе. Зачем нам география, нас кучер куда хочешь довезет!
Тимофей Ильич посмотрел с подозрением:
– Ну и чего?
– Чего?
– Да это вот, про кучера-то? Шутка новая, что ли?
Катерина вылезла из-за стола, подошла к губернатору Калининградской области, крепкой рукой взяла его за затылок и поцеловала в губы:
– Это старая шутка, темнота! Это Фонвизин. Комедия «Недоросль»!
Тимофей Ильич посмотрел на нее сверху вниз. От поцелуя у него стало тяжело в голове, и внизу тоже начались оживление и взбрыкивание, и он с тоской подумал, что до ночи, когда они наконец останутся одни, еще полжизни пройдет!
Все ему казалось, что они женаты десять минут, а не десять лет.
