три часа назад было человеком и называло себя Егором Шубиным. Как будто враг перестал быть виртуальным и обрел совершенно конкретные очертания. Как чудовище из фильма про Годзиллу, в которое никто не верил, пока оно не откусывало недоверчивым ногу или голову.
Только бы вспомнить, где расположена эта гребаная редакция.
И еще Барышев со своим сочувствием. Все теперь будут ему сочувствовать, жалеть, давать неискренние и бестолковые советы, а он должен все это слушать, поддакивать, кивать. У него больше нет никаких прав. Он никто. Кусок дерьма, безобразный и отвратительно воняющий.
Жалко деда. Дед не переживет позора.
Ключ – наконец попал в замок, двигатель привычно и негромко заурчал, Егор нажал на газ и вылетел со стоянки в неспешное и солидное движение Ильинки.
Охранники топтались возле светлой будочки, курили и смотрели ему вслед.
– А я бы не решилась, – вставила из своего угла Нинулька. Лидии почему-то казалось, что она ее осуждает. – Ты же не Генеральный прокурор и не Сергей Доренко, который за каждую программу «Время» по двадцать тысяч баксов получал. Ты-то зачем во все это полезла?
– Интересно же… – жалобно пробормотала Лидия. – Невозможно удержаться, когда к тебе в руки попадает такая информация, которой ни у кого нет.
– Ну да, ну да! – сказал Стас Смирнов язвительно. Он был недоволен тем, что материал вышел без всякого с ним согласования. Никто не спрашивал его мнения, просто пришел Леонтьев, выкинул половину материала и поставил шевелевскую статью, которая с утра наделала в редакции столько шуму. – Леонтьев у нас мастак на чужой спине в рай въехать. Или ты думаешь, что он тебя отмажет, если этот Шубин начнет рыпаться, в суд подавать, опровержения печатать?
– Как раз если в суд, то отмажет, – подлил масла в огонь Саша Воронин, – а если этот твой персонаж окажется обыкновенным бандитом, который запрет тебя на какой-нибудь даче и не выпустит, пока всю кожу полосками не срежет?
– Да вы что?! – не выдержала Лидия. – Белены объелись, что ли?! Какие все грамотные и правильные, одна я дура! Что я должна была делать, когда на меня вышел этот осведомитель? Подарить все Грише Распутину? Или Игорю Леонтьеву? У меня, может, это единственный шанс пробиться, и все вы злитесь, потому что это мой шанс, а не ваш!
– Тю! – фыркнула Нина. – Молодец. Хорошо придумала. Правильно.
Лидия поднялась из скрипучего старого кресла, раздраженно пнула ногой портфель, попавшийся ей по дороге, и плеснула кофе в кружку «Я люблю чай».
– Кстати, написано неплохо, – заметил Смирнов. – Живенько так, и за душу берет, и сразу понятно, какая первостатейная сволочь этот твой Шубин. – Вовсе я и не хотела писать, что он первостатейная сволочь! – обозлилась Лидия. – Я старалась соблюдать и соблюла максимум объективности.
– Не знаю, что уж ты там старалась сделать, но Шубин у тебя получился ну просто плакатный враг народа. Правда. – Саша вылил в свою кружку остатки кофе и даже потряс кофейником, словно выжимая из него все, до последней капли. – Чертов снег. Идет и идет. Я сегодня на работу два часа пилил. Думал, с ума сойду. Кстати, братва, вы слыхали новую феню на «Русском радио»?
– А где теперь все эти материалы, Лидия? – спросила Нина задумчиво. – Их, наверное, дома держать опасно…
– У Леонтьева, – ответила Лидия мрачно. – Испортили настроение и радуетесь, сволочи.
– Кто сволочи? – спросил, появляясь на пороге, основной Лидин конкурент Гришка Распутин. – Ты о ком, любовь моя?
– О коллегах, – пояснила Лидия. – Они как раз учат меня жить.
Гришка закатил глаза, как бы давая всем понять, что такую умницу и красавицу, как Лидия, никто не смеет учить жить, по крайней мере, в его, Гришкином, присутствии.
– Я пришел тебя поздравить, – объявил он нежно. – Отличная статья. Статья вполне большой девочки, которая полностью отдает себе отчет в том, что она делает, и умеет раздобыть самую хитовую информацию.
Лидия насторожилась, а Гришка продолжал соловьиные трели и рулады:
– Мне Леонтьев еще вчера макет показал, – сообщил он доверительно. Обойденный вниманием начальства, Стас Смирнов поморщился, но промолчал. – И знаешь, я сначала на него обиделся, что он весь материал тебе отдал, а потом решил, что это правильно, особенно когда статью просмотрел.
– Особенно учитывая то, что компромат предложили именно мне, – уточнила Лидия на всякий случай, – а я его предложила Леонтьеву.
– Вот именно! – согласился Гришка, которого было не так-то просто сбить с толку. – Ты молодец, любовь моя, тебя ждет великая карьера и Пулитцеровская премия в недалеком будущем.
Все это было бы просто прекрасно, если бы эти слова произносил не Гриша Распутин, а кто-нибудь другой. Гришка сейчас должен быть обиженным и надутым, в конце концов, именно он – гордость редакции, а вовсе не Лидия Шевелева, которая в одночасье прославилась из-за материала, который вполне мог написать и Гришка, и то, что он был предложен именно Лидии, на самом деле не имело почти никакого значения.
Странно. Непонятно. Чему он радуется? Или играет? А если играет, то зачем?
Лидию почти не огорчили вялые нападки коллег, но Гришкина чистая радость почему-то показалась подозрительной и неуместной. С Игорем поговорить, что ли?
– Спасибо тебе за хорошие слова, Гриш. – Она сказала это совершенно спокойно и даже радостно. – И вам также! – Это было заявлено более язвительно и относилось к остальной компании. – Пойду навещу начальство. Вдруг оно тоже жаждет дать мне ценные указания или посулить Пулитцеровскую премию?..
– Лидочка! – окликнули ее, едва она вышла в коридор.
