дома. Все по правилам.
– Почему вы решили, что они подлинные?
– Это допрос? – спросила Лидия с подозрением. – Или я ошибаюсь?
– Почему? – переспросил Егор. Не мог же он сию минуту объяснить ей, что ему дали неделю на то, чтобы спасти свою жизнь и, возможно, остатки репутации.
– Да идите вы к черту! – произнесла она устало. – Я не знаю, о чем эта пьеса. Если вы думаете, что о том, как злые люди оболгали честного и умного бизнесмена…
Егор вдруг вновь взбеленился до такой степени, что перед глазами у него поплыли зеленые и красные круги.
– Слушайте, вы! – Он не сделал ни одного движения, но Лидии показалось, что он надвинулся на нее, как черная тень. – Из-за вас я лишился работы. Навсегда, понимаете?! И я пока не знаю, как мне спасти свою шкуру. Вы ни черта не понимаете, что натворили. Вы выпустили из бутылки не одного, а полтора десятка джиннов, и меня в том числе. Вы просто вздорная, подлая и тупая особа, которую кто-то использовал! Поэтому отвечайте, пока у вас еще есть возможность.
Его тирада не произвела на нее никакого впечатления, за исключением замечания о ее тупости. Он обозвал ее тупой, этот хренов персонаж, материализовавшийся из ее статьи! Сначала он чуть не задушил ее, а потом обозвал тупой!
– Это вы тупой! – взвизгнула она и закашлялась. Почему-то Тамара Петровна все не возвращалась. – Вы, а не я! Теперь вы хотите, чтобы я с вами разговаривала, а две недели назад чуть не силой вытряхнули из своей машины! Конечно, тогда вы были на коне и в бо-ольшом почете, а сегодня вам наступили на хвост! И кто же?! Какая-то недоделанная редакционная крыса, которую вы три месяца отшивали по телефону!
– В этом все дело? – спросил он таким тоном, что она, как разгулявшаяся собака, на которую прикрикнул пьяный прохожий, присела на задние лапы от страха. – В том, что я не желал разговаривать с вами по телефону и отказался участвовать в низвержении вашего начальника?
– Вот и я! – проговорила Тамара Петровна, просовывая длинный нос в приоткрывшуюся дверь. – Вот кофта, вот колготки. Помочь тебе, Лидия?
– Спасибо, Тамара Петровна, – пробормотала та, боясь повернуться спиной к этому сумасшедшему в черном пальто. – Вы меня просто спасли. Не знаю, что бы со мной было…
– Нам нужно договорить, – настаивал сумасшедший. – Да не бойтесь вы, ничего с вами не будет!
– Я не хочу с вами договаривать. – У Лидии вдруг застучали зубы. – Идите к Леонтьеву и договаривайте с ним. Третья дверь налево.
– Почему вы решили, что бумаги подлинные?
– Лидия, идем, – поторопила Тамара Петровна. – Не ровен час кто-нибудь покурить выйдет, а тут ты, вся такая… необыкновенная.
– Потому что если неизвестный зверь пахнет, как собака, лает, как собака, и выглядит, как собака, значит, это и есть собака!
– Они пахли, выглядели и лаяли, как подлинные документы?
– Идите на!.. – крикнула Лидия в полном отчаянии. – Идите к Леонтьеву! Вы еще будете умолять меня, чтобы я не подавала на вас в суд за попытку покушения в присутствии свидетелей!
Это было сильно сказано – «в присутствии свидетелей». Егору неожиданно стало легче дышать, как будто чуть отступили, раздались своды штольни, которая обрушилась на него сегодня утром.
Однажды на него и вправду обрушилась штольня. Это было давно, но до сих пор самый худший из его кошмаров – это те сорок шесть часов.
Дверь закрылась.
Егор осторожно привалился к стене. Он еще не осознал до конца, что и вправду пытался задушить эту девку. Что с ним стало?! Он научился в совершенстве владеть собой еще лет в двадцать, почему же эта наука изменила ему сейчас?! У него нет времени на слепые эмоции, он должен быстро и толково добыть доказательства того, что он не причастен ни к какой фирме «Континенталь», и тогда Кольцов просто уволит его. Если Егор не добудет этих доказательств, в будущий понедельник его не будет в живых. Тимофей Ильич, конечно, человек терпеливый и законопослушный и вообще на виду, но еще не было случая, чтобы он отпустил врага живым.
В данный момент его врагом был Егор Шубин.
«У меня нет сил унижаться еще и перед этим неизвестным Леонтьевым».
«Можешь не унижаться, а пойти вытащить из-под сиденья пистолет и застрелиться. Выход просто изумительный».
«Он не даст мне никаких бумаг, даже если они и вправду существуют в природе. Он вызовет охрану, и меня вышвырнут отсюда».
«Тебя сегодня уже вышвырнули с работы. Говорят, второй раз это не так болезненно. Тебя теперь отовсюду будут вышвыривать, а ты будешь влезать в окна и двери, умолять, унижаться, просить и клянчить. Неужели ты так этого и не понял?»
Егор еле слышно застонал сквозь стиснутые зубы и, как на эшафот, шагнул в редакционный коридор.
Человек, куривший на лестнице пролетом ниже, хмурился и сосредоточенно думал. Он совсем не ожидал, что этот полоумный Шубин помчится в редакцию объясняться. А что, если он найдет бумаги, или – хуже того! – кассету?! Босс был совершенно уверен, что никаких шагов Шубин предпринимать не будет – кишка, мол, тонка и вообще… дерьмо, аристократишка. А он довольно… прыткий. И не особенно похож на человека, два часа назад потерявшего все.
Нужно звонить, рассказывать об увиденном и услышанном. Может, имеет смысл поторопиться и не ждать никакого Нового года? Почему его нельзя пристрелить, например, вечером? Застрелился от стыда и
