Соня еще раз взглянула на Настю, потом на Кирилла и осторожно и неумело открыла крышку.
– Господи, – прошептала Настя, – ты ненормальный.
Двадцать один сапфир, двадцать один бриллиант, старая голландская работа. Середина девятнадцатого века, если он правильно запомнил.
«Все, все, – дружелюбно прокаркал Франц Иосифович, когда он забирал ожерелье, – все почистили, все привели в порядок. Барышня будет рада. Такая милая, такая несчастная барышня. Свадьба, да. Теперь это счастливая барышня. Верно, Михаил Эрастович?»
– Кирилл, – не отрывая взгляда от ожерелья, едва выговорила Соня, – откуда оно… у тебя?
– Я его купил, – ответил Кирилл, – у двух стариков-ювелиров. Они пьют кофе, когда стреляет пушка. Знаешь таких?
– Как – купил?
– Так. Купил.
Чья-то слезища капнула на синий бархат, Кирилл не разобрал чья, Настина или Сонина.
Они обе молчали, и он решил, что нужно спасать положение.
– Я хочу, чтобы оно было у тебя, Соня. Ты его заслужила. Черт возьми, ты заслужила все на свете! Только не рыдай, а то вся красота пропадет зря. И не отказывайся. Я не возьму.
– Кирилл, это невозможно, – простонала Соня и подняла на него глаза.
– Возможно.
– Это же очень дорого! Он усмехнулся.
– Я не разорился и не впал в нищету из-за твоего ожерелья. Мои сотрудники получат зарплату вовремя. Я хотел поменять машину, а теперь подожду. Только и всего.
– Так не бывает, – прошептала Соня и задрала голову вверх, чтобы слезы не полились по щекам.
– Сегодня такой день, – промолвила Настя и вытерла глаза о рукав Кирилловой майки, слегка размазав тушь, – когда все бывает. Повернись, я застегну.
Народу в Благовещенской церкви было много, и Кирилл, стоя за спиной у Гриши, все время оглядывался на Настю, как будто боялся ее потерять. Она улыбалась ему дрожащей счастливой улыбкой и грозила пальцем, чтобы он не отвлекался.
Служба подходила к концу, и, наконец, надели кольца, и Соня, вцепившись в Гришину руку, повернулась лицом к родным.
На бледной груди, по выступающим ключицам переливалось, искрилось и горело ожерелье работы старого голландского мастера Густава ван Гаттена дю Валенгштока, большого знатока настоящих драгоценностей.
