Он был сам не свой от злости и досады. Потерять такой случай! Почему бы не подумать о сберкассу раньше!
Немного поостыв, Воробьев начал рассуждать спокойнее.
Прежде всего надо было разгадать, почему Сытник перевел свои деньги из именного вклада на предъявительский. Ведь такой вклад может получить из сберкассы каждый, кому он передаст сберегательную книжку и контрольный талон к нему. Так, может, деньги и являются причиной всего? Может, кто силой, обманом, хитростью заставил Ситника перевести деньги на предъявителя, а потом забрал их – сумма немалая, более ста тысяч рублей. Может, Ситника уже нет в живых? … Это казалось очень правдоподобным – убили ради денег, труп спрятали … Но Воробьев хорошо знал, что правдоподобных вариант не обязательно вероятный …
Вклады Ситника были взяты из двух книг. Оставалась третья: рано или поздно кто придет с ней в сберкассу …
Воробьев с нетерпением ждал этого.
Кто же мог соблазниться на деньги Сытника? Соседка Мария Васильевна? Но Воробьев сразу отбросил эту мысль. У женщины трое детей, муж – простая, хорошая, работящая семья, обычные советские люди, честные и справедливые.
О деньгах Ситника могли догадываться базарные спекулянты, с которыми он вел 'дела'. И именно среди них Воробьев продолжал поиски.
Это были мерзкие люди, готовые за пятак продать кого угодно. Каждый из них начинал с 'сердечной' заявления, что отродясь иглами не спекулировал и вообще чуть представляет себе, что такое иголка в швейной машины. Таким был первый этап допроса. Второй тоже выглядел стандартно: спекулянт уверял, что иглы покупал на базаре у человека, которого не знает и не запомнил. В заключение он начинал плакать и, старательно размазывая слезы по грязному лицу, клялся, что больше ему нечего сказать. И Воробьев видел: это действительно так. Ни с кем из спекулянтов Ситник в близкие отношения не входил.
И вот, наконец, Воробьев случайно напал на след 'Пашки Богомола' – Павла Тихоновича Карпов. Выяснилось, что Капров занимался не только распространением религиозных листовок, но и спекуляцией в чрезвычайно широких масштабах. Его квартира напоминала универмаг, столько было в ней скрыто дорогих тканей, шуб, обуви и других товаров, которые в послевоенные годы не часто можно было видеть на полках магазинов. Нашли в Капров три тысячи игл к швейных машин.
Увидев Капров, Воробьев сразу понял, это птичка совсем другого полета, чем базарные дельцы.
Капров было лет пятьдесят, а выглядел он значительно старше – тихий, сухонький, с медленными движениями. Под узким лбом, как мышата, бегали едкие, колючие глаза. Не верилось, что это один из главных спекулянтов Энск, что во время ареста он оказал вооруженное сопротивление.
– Гражданин Капров, у вас при обыске нашли три тысячи игл к швейным машинам? – Спросил Воробьев.
– Не знаю.
– Откуда они у вас, где вы их взяли?
– Не знаю.
Капров говорил, скорчив напивидиотську гримасу, глухим, равнодушным голосом.
– Он и на первом допросе так вел, – сказал работник прокуратуры. – Дважды на экспертизу направляли. Врачи говорят: здоров, строит душевнобольного.
– Послушайте, Капров, – сделал еще одну попытку Воробьев. – Вы не можете не знать, что было и чего не было в вашей квартире!
– Не знаю.
Поставив еще несколько вопросов и получив тот же ответ, Воробьев приказал вывести Карпов.
– А почему его прозвали 'Пашка Богомол'? – Спросил Воробьев, оставшись наедине с работником прокуратуры.
– Ежедневно молится в камере, сектант.
– Вот оно что? – Заинтересовался Воробьев. – А какой секты?
– 'Слуг седьмого дня'. Изуверы окаянные, им из-за границы тайно литературу присылают.
– Очень подозрительная компания, – согласился Воробьев. – А какое положение занимал Капров в секте?
– Говорят, добывал для нее деньги. Все, что имел от спекуляции, нос им, ну и себя, конечно, не обижал. Но доказать этого пока не удалось.
Хотя разговор с Капров и не дала желаемых результатов, Воробьев остался ею доволен. Интуитивно чувствовал – он на правильном пути.
Вскоре Воробьев убедился, что напал на след. Может, о деньгах Ситника узнал Капров, который покупал у него иголки? Может, он сумел уговорить Ситника сделать предъявительский вклад, а потом … убил его? …
Однако вскоре произошло событие, опровергла все предположения Воробьева.
… В пятницу вечером в сберкассу вошел полный мужчина и, предъявив сберегательную книжку, сказал, что хочет получить вклад. Контролер посмотрел на номер книги: так и есть, та самая, о которой нужно сообщить.
– Полностью вклад снять хотите?
– Да, – коротко ответил неизвестный.
– Придется подождать. Такую большую сумму сейчас выдать не можем. Денег хватит. Зайдите часика через три.
– Хорошо, – посмотрел на часы. – Буду ровно в половине шестого.
– Пожалуйста.
О вкладчика немедленно сообщили Воробьева. В пять часов вечера он сидел за большим столом в зале сберкассы и сосредоточенно заполнял какой бланк. Помощник его примостился на скамейке в углу, равнодушно поглядывая вокруг. Он явно скучал. Еще двое дежурили на улице.
Время шло быстро.
Хотя Воробьеву не раз приходилось бывать в таком положении, он все же начинал нервничать, невольно поглядывал на большой электрические часы.
Четверть шестого. Полшестого.
Разведчик утроил внимание, незаметно и пристально вглядываясь с каждого нового посетителя, пытаясь определить, кто из них 'он'.
Тридцать пять минут шестого. Сорок шестого.
В пять часов сорок минут до Воробьева подошел начальник сберкассы.
– Только позвонил предъявитель. Раздумал брать деньги сегодня, просил приготовить на завтра.
– На завтра! – Воскликнул Воробьев. – А вы уверены, что это он? Ни с кем не спутали?
– Нет, он назвал номер книги и сумму, которую хочет взять.
– Странно.
Воробьев задумался, силясь разгадать, что кроется за неожиданным изменением планов преступника. Или не почувствовал опасности? Это хуже всего. Или хитрит, пытается максимально возможно обезопасить себя от провала.
– Когда закрывается сберкасса? – Спросил Воробьев начальника.
– В восемь.
– Хорошо, мы еще побудем здесь.
Расчет его оказался правильным.
Через два часа, за пятнадцать минут до закрытия сберкассы, когда Воробьев окончательно потерял надежду, к окошку контролера подошел грузный мужчина с небольшим чемоданчиком и протянул сберегательную книжку на предъявителя.
– Выдайте деньги, – потребовал он. – Все.
Голос у него был несколько отрывистый, нервный.
'Боится, – подумал Воробьев. – Душа в пятки спряталась. Убили Ситника, мерзавцы … '
Воробьев не торопился. Подождал, пока неизвестен выполнил все необходимые операции, кассирша отсчитала на-висимости сумму. Только тогда обратился к незнакомцу.
