ночи». А фотография Жюли, со смехом облокотившейся на перила моста, — классика жанра! — до сих пор стоит в своей узенькой рамочке на столе моего кабинета.
Мы поселились в Бруклине на Кэролл-стрит, недалеко от Проспект-парка, в квартире, предоставленной нам друзьями друзей; хозяев мы, честно говоря, никогда не видели, но мысленно благословляли каждое утро. На столе в гостиной они оставили нам послание с пожеланиями приятно провести время и хозяйственными инструкциями по поводу газа, плиты, горячей воды, розеток, душа, а главное, ключей. Чтобы попасть в квартиру, следовало использовать семь или восемь ключей, с которых невозможно было сделать дубликаты. Два (или три?) открывали дверь подъезда, два других — двери холла, последние три служили сезамом для бронированной двери квартиры. Ключи эти, неизвестных в Европе моделей, были оснащены какими-то пружинами и поворачивались то по часовой стрелке, то против. Основная часть послания как раз и относилась к этой процедуре с ключами, здесь же прилагались рисунки и стрелки. В первые дни мы тратили не меньше получаса, чтобы разрешить эту сложную задачу. Сразу же по приезде, после короткого совещания, было решено, что хранение драгоценного сезама возьмет на себя Жюли: только ее сумка могла выдержать такую тяжесть. И когда Жюли покидала квартиру, тщательно заперев за собой каждый замок, она с видом тюремщицы опускала тяжелую связку на дно своей сумки, где они издавали металлическое звяканье, хорошо знакомое всякому опытному зеку.
Нам требовалось не меньше часа, чтобы проехать на метро в центр Манхэттена. Мы освоили и длинные, и короткие маршруты. Люк не боялся оглушительного грохота поездов, и ничто не развлекало его больше, чем эскалаторы, спускавшие нас в недра земли. Однажды во время прогулки по Канал-стрит в Чайнатауне Люк заприметил живых омаров на витрине рыбной лавки. Я купил парочку, и мне упаковали их в целлофановый пакет, налив на дно немного воды. Жюли обожала омаров. А Люк обожал знакомиться с новыми существами. С трудом втиснувшись в переполненный вагон и проехав в давке несколько станций, я уловил какие-то подозрительные шорохи, исходившие из моего пакета. Клешни омаров продырявили целлофан, смертельно напугав нескольких пассажиров, и вода струилась на пол вагона. Раздались истерические крики. Пришлось нам выйти из поезда и срочно искать надежный пакет, который выдержал бы атаки омаров. Дома мы выпустили их на пол, и Люк завороженно смотрел, как они ползают друг за другом, пока Жюли кипятила воду. Погрузившись в кипяток, эти чудища начали менять цвет, становясь из черных оранжевыми. Такого Люк не видывал даже во сне. Жюли едва успела схватить его за руку, которую он решил сунуть в кипящую воду. Вот так воспитание Люка начиналось с самых простых запретов.
Наши запасы памперсов таяли, как снег на солнце. Я уже приметил в нашем квартале два-три магазина, выставивших у входа огромные коробки. Другой проблемой стало для нас соевое молоко. Отчаявшись найти за океаном марку «Nutricia», мы решили поэкспериментировать с другими видами молока, давая их пробовать малышу одно за другим. Но как только Люк выражал отвращение либо поворотом головы, либо позывами к рвоте, мы тотчас предавали эту марку забвению и мчались в аптеку за новой. Аптека работала по принципу самообслуживания, то есть свободного доступа к товарам, и это позволяло таким привередливым клиентам, как я, сравнивать различные марки. После многочисленных проб и ошибок, молоко «Intensive», кажется, удостоилось благосклонности Люка. Мы вздохнули с облегчением.
Я регулярно покупал в ближайшем киоске газету «Village Voice» — не для того чтобы узнавать о состоянии здоровья Рональда Рейгана (который быстро восстановился и никогда еще не демонстрировал такого прилива энергии), — но чтобы изучать рубрику объявлений. Внимательно просмотрев множество разделов «Саг & van», я понял, что наконец-то напал на истинную редкость: некий человек продавал свой «Camper Volkswagen», full equipment [18], модель 1971 года, и всего-то за две тысячи долларов. Я поспешил сообщить Жюли о такой удаче, и она согласилась, что надо ковать железо, пока горячо.
Машина отвечала нашим пожеланиям буквально во всех отношениях. Ее владелец тоже. Это был почтенный пожилой человек, который за десять предыдущих лет объездил на своем выносливом «фольксвагене» пустыни Аризоны и Невады, западное побережье, Калифорнийскую бухту в штате Вашингтон, словом, проделал длинный путь вдоль Тихого океана по суше, как другие проделывают тот же маршрут по морю, на каботажных суденышках. И все это даже без кондиционера. Хозяин с величайшим сожалением расставался со своим верным другом и признался нам, со слезами на глазах, что это была лучшая пора его жизни, а теперь, увы, пришло время «перевернуть страницу». На первый взгляд желтый «Camper VW» с белой выпуклой крышей имел сходство с фургоном «Мороженое», из тех, что в летние месяцы стояли на наших улицах, зазывая покупателей веселым наигрышем через рупор. Судя по высоте машины, она была легкой добычей ветров. Наш ветеран, словно угадав мои сомнения, не стал делать тайны из максимальной скорости своего трейлера: пятьдесят пять миль в час, иными словами, примерно восемьдесят восемь километров. Но это только чуть-чуть меньше дозволенной скорости на автотрассах, заверил он меня. А как в горной местности?
— Ну… пыхтит, конечно, но всегда забирается наверх.
Посещение этого домика на колесах окончательно убедило нас в его достоинствах: раковина, холодильник, двухконфорочная газовая плитка, сиденья, превращаемые в двуспальное ложе, а под самой крышей — багажный отсек и маленький диванчик — подходящее гнездышко для Люка. Единственное, что слегка охладило наш энтузиазм, это счетчик пробега: он показывал какие-то астрономические цифры: по словам продавца, вещь вполне обычная для США, по чьим бескрайним просторам непрерывно разъезжают любители путешествий. Сделка была заключена тут же, на месте. Я расплатился с ним наличными.
Оставалось уладить проблемы со страховкой и регистрацией. Эти процедуры заняли всего несколько дней. Мой отец еще дома советовал нам записаться в Американский автомобильный клуб ААА, который мог произвести ремонт машины в любом месте страны, особенно, если она не новая, настойчиво сказал он. Я представлял себе его выражение лица при виде нашей «рухляди», которую мы поспешили купить, обойдясь даже без экспертизы автомеханика. Служащий бюро регистрации, очень любезный господин, который считал Бельгию соседкой Югославии, спутав нашу страну с Албанией, спросил меня о цели путешествия. По правде говоря, мы и сами не очень-то ее знали. Я перечислил названия нескольких штатов, первых, которые пришли мне в голову: Теннесси, Флорида, Южная Дакота, Луизиана, Нью-Мехико, Аризона, Калифорния, Орегон, Вайоминг, Огайо… Записав их все, служащий разложил на столе целую кипу дорожных карт и, отметив автотрассы желтым маркером, посоветовал нам следовать по этому маршруту, чтобы объехать всю Америку. Beautiful, but it’s a long way [19]. Он вручил нам карты, добавил к ним путеводитель по национальным паркам — идиллическим уголкам для отдыха под открытым небом — и, сделав «козу» Люку, пожелал ему приятного путешествия по-французски, с жутким американским акцентом.
Словом, все шло прекрасно, как вдруг одно событие, в общем-то, вполне предсказуемое, нарушило наши и без того не слишком определенные планы: Жюли потеряла свою сумку. Она, конечно, просто оставила ее где-то, но знать бы, где именно! Мне тут же представились эти драгоценные ключи, покоившиеся на дне сумки и, как следствие, крепко запертые двери квартиры. Теперь мы трое осуждены ночевать под открытым небом или в каком-нибудь случайном приюте. Собственно, такая констатация обычно сопровождается ступором, коротким или затянувшимся в зависимости от размеров катастрофы, когда вдруг чудится, что все сгинуло: мир, люди, время. Эдакий миг затишья перед бурей. И лишь спустя какое-то время после этого страшного мгновения пустоты в сознании медленно восстанавливается порядок вещей. Жюли благоразумно молчала, ожидая начала урагана. Внутри у меня все кипело, но я силился сохранять внешнее невозмутимое спокойствие в духе дзен: что толку вступать в бессмысленные свары, давать волю необузданной ярости! Такую линию поведения я рекомендую всем, кто стал, подобно мне, жертвой неприятного сюрприза, не будучи его виновником. Заверяю, что они об этом не пожалеют, тогда как бурная реакция (резкие замечания, оскорбления, пощечины) чревата необратимыми последствиями. Долгое молчание куда более красноречиво, нежели перебранка. Ибо супружеская пара подобна акробату на проволоке: малейший толчок грозит нарушить хрупкое семейное равновесие. И я это отлично сознавал.
Как же найти пропавшую сумку или, вернее, как попасть в дом? Я прикидывал, где можно заночевать: в Центральном парке (нет, в апреле ночи еще прохладные!), в каком-нибудь захудалом отелишке, в приюте для бездомных? Попутно я думал о том, как хозяева квартиры, которые столь любезно предоставили ее нам, совершенно незнакомым людям, примут новость (интересно, какими словами сообщить им об этом?) о
