Сердце у меня перестало биться. Я подумала о семнадцати младенцах под этой крышей, и спазмы сжали мне горло. Наконец я справилась с подгибающимися коленями и полетела в переднюю, схватив по дороге свой автомобильный плащ.
В то время как я барабанила в двери Бетси, мисс Мэтьюз, мисс Снейс и мистер Уизерспун, тоже разбуженные светом, мчались снизу через три ступеньки, на бегу напяливая какие-то пальто.
— Вытащите всех детей в столовую, маленьких в первую очередь, — сказала я, задыхаясь. — А я подниму тревогу.
Он полетел на третий этаж, а я побежала к телефону, — и, Господи, мне казалось, что я никогда не добьюсь Центральной! Она спала крепким сном.
— Приют Джона Грайера горит! Дайте пожарный сигнал и поднимите деревню. Дайте мне 505, — сказала я.
Через секунду меня соединили с доктором. Как я была рада услышать его спокойный, уравновешенный голос!
— Мы горим! — крикнула я. — Приходите скорей и приведите с собой как можно больше мужчин!
— Я буду через пятнадцать минут. Наполните ванны водой и бросьте в них одеяла. — И он повесил трубку.
Я бросилась назад в переднюю. Бетси звонила в наш пожарный колокол, а Перси поднял уже своих индейцев в дортуарах Б и В.
Первой нашей мыслью было не остановить пожар, а вывести детей в безопасное место. Мы начали с Г и шли от кроватки к кроватке, хватали по ребенку и одеялу и, бросаясь к дверям, передавали их индейцам, которые тащили их вниз. И Г и Д были полны дыма, а дети спали таким мертвецким сном, что мы не могли разбудить их.
Много раз за последующий час благодарила я судьбу — и Перси Уизерспуна — за эту пожарную тренировку, которую нам приходилось терпеть каждую неделю. Двадцать четыре старших мальчика, работающие под его руководством, ни на секунду не потеряли присутствия духа. Они разделились на четыре отряда и стали на свои посты, как настоящие маленькие солдаты. Два отряда помогали очищать дортуары от детей и поддерживать порядок среди самых маленьких. Один отряд качал воду из чердачного бака до прихода пожарных, остальные посвятили себя спасению вещей. Они раскладывали простыни на полу, кидали в них содержимое комодов и шкафов и бросали все это вниз. Вся запасная одежда спасена; погибло только то, что дети носили накануне, и большинство вещей, принадлежавших персоналу. Но вся одежда и постельное белье, находившиеся в Г и Д, погибли. После того как вытащили последнего ребенка, комнаты были уже слишком полны дыма, чтобы можно было входить, не подвергая жизнь опасности.
Когда приехал доктор с Люэлином и двумя соседями, которых он подцепил по дороге, мы вели последний дортуар вниз, в кухню, самое отдаленное от пожара место. Бедные цыплята были почти все босиком и закутаны в одеяла. Разбудив их, мы велели им захватить с собой платье, но в своем испуге они думали только о том, чтобы поскорее выбраться.
К этому времени коридоры были уже так полны дыма, что с трудом можно было дышать. Казалось, что все здание погибнет, хотя ветер дул в противоположную от моего, западного флигеля сторону.
Почти тотчас же после первого автомобиля подъехал другой, наполненный служащими от старика, и все принялись за борьбу с огнем. Настоящая пожарная команда приехала минут через десять. Видишь ли, у них только лошади, а наш приют миль за пять от них; к тому же дорога в довольно скверном состоянии. Ночь стояла ужасная: было холодно, моросило и дул такой ветер, что мы с трудом держались на ногах. Пожарные влезли на крышу, им пришлось работать в носках, чтобы не соскользнуть. Они тушили искры мокрыми одеялами, рубили, лили воду из чердачного бака и держались героями.
Тем временем доктор заботился о детях. Сперва мы решили перевести их в безопасное место — если бы сгорело все здание, было бы невозможно вывести их на улицу в ночных рубашках и одеялах. К этому времени прибыло еще несколько автомобилей, и мы их реквизировали.
К счастью, соседняя усадьба была открыта на несколько дней для приема гостей, у старика — шестьдесят седьмой день рождения. Он приехал одним из первых и предоставил в наше распоряжение весь свой дом. Это было ближайшее убежище, и мы сразу приняли его предложение. Мы сунули двадцать самых маленьких в автомобиль и повезли их туда. Гости, одевавшиеся впопыхах, чтобы поспешить к месту пожара, приняли цыплят и уложили их в свои собственные постели. Почти все комнаты оказались, таким образом, переполненными, но мистер Райнер (фамилия хозяина) только что выстроил большой амбар, с гаражом позади, который хорошо отапливается и открыт для наших ребят.
После того как малютки были устроены, эти полезные гости стали приготовлять амбар для приема следующей партии, детей постарше. Они устлали пол сеном, покрыли одеялами и попонами и уложили на них тринадцать ребятишек рядами, словно маленьких телят. Мисс Мэтьюз и няня были с ними; их всех напоили горячим молоком, и через полчаса малыши спали так же мирно, как в своих постельках.
А у нас в это время стояло страшное волнение. Доктор, как только приехал, сразу спросил:
— Сосчитали вы детей? Уверены вы, что они все тут?
— Прежде чем оставлять дортуар, мы убеждались, что в нем никого нет, — ответила я.
Видишь ли, их невозможно было сосчитать в этой кутерьме. Около двадцати мальчиков под руководством Перси все еще спасали одежду и мебель, а старшие девочки разбирали груды обуви, старались подобрать что-нибудь для малюток, которые вертелись под ногами и хныкали.
После того как мы отправили около двадцати машин, нагруженных детьми, доктор вдруг воскликнул:
— Где Аллегра?
Наступило жуткое молчание. Никто не видел ее. И вдруг мисс Снейс вскочила и завопила. Бетси взяла ее за плечо и трясла до тех пор, пока не удалось добиться толку.
Оказывается, она решила, что у Аллегры начинается кашель, и чтобы не простудить ее еще больше, перенесла ее кроватку из детской с открытыми форточками в кладовую — а потом забыла о ней.
А ты ведь знаешь, Джуди, где кладовая. У нас кровь застыла в жилах, и мы растерянно уставились друг на друга. Весь восточный флигель был уже пуст, а лестницы третьего этажа охвачены пламенем. Не было ни малейшей надежды, что ребенок жив. Доктор первый пришел в себя. Он схватил одно из мокрых одеял, лежавших на полу в передней, и кинулся к лестнице. Мы кричали ему вслед, чтобы он вернулся, ведь это сущее самоубийство; но он продолжал свой путь и исчез в дыму. Я бросилась во двор и крикнула пожарным на крышу. Окно кладовой было слишком маленьким, чтобы мужчина мог пролезть в него, и они не открывали его, чтобы не создать сквозняк.
Не могу описать тебе, что произошло в следующие десять минут. Лестница третьего этажа с треском рухнула и оттуда вырвалось пламя, ровно через пять секунд после того, как доктор поднялся. Мы считали его погибшим, но вдруг раздался крик из толпы, стоявшей во дворе; оказалось, что он на секунду появился у одного из слуховых окошек и крикнул пожарным подать лестницу. Затем он исчез; мы думали, что они ни за что не успеют приставить эту несчастную лестницу; наконец ее приладили, и двое пожарных поднялись по ней. Открыли окно, сделался сильный сквозняк, и огромный столб дыма вырвался сверху. После целой вечности доктор снова появился с белым пакетом в руках. Он передал это пожарным, зашатался и исчез из виду.
Не знаю, что случилось за следующие несколько минут. Я отвернулась и закрыла таза. Каким-то образом они вытащили его и добрались до половины лестницы, а потом он выскользнул у них из рук. Понимаешь, он был без сознания от всего этого дыма, а лестница была скользкая и страшно качалась. Как бы то ни было, когда я открыла глаза, он лежал на земле, окруженный толпой, и кто-то кричал, чтобы ему дали воздуха. Сперва думали, что он умер. Но доктор Мэткаф из деревни осмотрел его и сказал, что у него сломана нога и два ребра, а помимо этого он как будто цел. Его положили на два детских матраса, выброшенных из окон, перенесли на телегу, на которой приехала лестница, и увезли домой все еще без сознания.
Мы же, оставшиеся, продолжали работать как ни в чем не бывало. Самое странное в подобных несчастьях — то, что ты так захвачен работой, что не успеваешь ни о чем подумать, и только потом, когда приходишь в себя, оцениваешь все, как есть. Доктор без малейшего колебания рискнул своей жизнью, чтобы спасти Аллегру. Это был самый геройский поступок, какой мне приходилось видеть, а между тем все заняло каких-нибудь пятнадцать минут этой ужасной ночи. В то время это был просто один из
