— Мне случалось видеть нечто подобное, — ответила глухо Кориан, — но вы выглядите как привидение, как сумасшедшая.
— Я не сумасшедшая, — жалобно сказала Сара, чувствуя страшное утомление после нервного напряжения.
Ей захотелось поговорить с Кориан, но она никак не могла найти темы для разговора. Наконец, ее взгляд упал на портрет, который Кориан продолжала держать в руках.
— Какая вы счастливица, что вам удалось сохранить его, — сказала она, указывая на карточку.
— Посмотрела бы я, как бы ее у меня отняли! — засмеялась Кориан, — я стала бы драться с таким же азартом, как дралась с ним!
Она прищурила глазки.
— Вы знаете, за что я сижу, нет? Ну, так я вам скажу в двух словах. Я пырнула ножом Ческо, моего любовника. Я встретила его с другой женщиной и набросилась на него. И сделаю это опять, даже если мне удвоят наказание. Разве стоит любить, если не можешь удержать того, кого любишь? Я лучше убью его совсем, чем уступлю его другой женщине. Теперь он пролежит в больнице до моего выхода из тюрьмы. Но он и так бы меня дождался: он клялся на суде, что я не тронула его даже пальцем, и это написано в протоколе. А вы за что сидите? Я читала газеты, но не совсем поняла, в чем дело. Тоже любовный поединок, только вы укокошили его насмерть? Не понимаю, как это с вами случилось! Вы не производите впечатления кокетки и совсем не похожи на тех подлых женщин, которые дразнят мужчин. Я не стала бы водиться с вами, если бы была о вас такого мнения, потому что ненавижу эту породу. Ни то ни се, ни рыба ни мясо, самая отвратительная порода! Я называю прогнившими тех женщин, которые пробуждают в мужчине страсть только для того, чтобы получать подарки и принимать ухаживания, и которые гонят его, когда он им больше не нужен. Преподлая порода, и если вы присмотритесь к ним поближе, то увидите, что ими руководит одно самодовольство. Они не способны любить и удовлетворяются лестью, поцелуями и сознанием, что водят мужчин за нос. Не понимаю, какие мужчины могут попадаться в их сети. Я не ценю их ни в грош. У вас, в высшем обществе, их гораздо больше, чем у нас. Может быть, потому, что мы слишком бедны для таких претензий. У нас или все, или ничего. Что касается меня, то я предпочитаю быть самой обыкновенной вульгарной женщиной, чем походить на этих подлых кривляк.
За стеной послышались шаги «обхода».
Сара даже не сдвинулась с места, чтобы, согласно положению, приготовить себе постель. Доминик Гиз и эта канатная плясунья говорят одно и то же!
Она не то с возмущением, не то с раскаянием опустила голову.
ГЛАВА XXI
Кориан была самой обыкновенной женщиной, но она была добра и сверх того обладала качеством, которое в жизни мужчин играет более важную роль, чем ум, красота и даже богатство — Кориан умела создавать домашний уют.
Куда бы ни закинула ее бродячая, беспутная жизнь, она в мгновение ока устраивалась уютно.
— Уютный дом — первое дело для мужчины, душечка, — поучала она Сару, — он ценит его выше поцелуев, выше денег, выше всех женских прелестей. Приготовьте ему мягкую постель, накормите его горячим обедом, дайте ему, при случае, напиться, позвольте ему говорить о самом себе — и он будет любить вас вечно. Говорите ему, что вы знаете, как он устает и как трудна его работа, превозносите его гениальность (особенно если он дурак), держите в порядке его вещи — и вы можете быть уверены, что он вас никогда не бросит.
Кориан творила просто чудеса в камере, хотя творить было, собственно, не из чего, но в этом-то и заключалось ее искусство. Затем она забрала в руки самое Сару.
— Я не успела обзавестись ребятами, да и впредь не собираюсь. Я не могу позволить себе этой роскоши из-за моей специальности. Теперь хочу попробовать на вас. Вам нужна нянька — это факт.
Она отобрала у Сары деньги и достигла многого там, где Сара не достигала ничего.
У них появилось мыло, горячая вода, чистые полотенца, и хотя сама Кориан не чувствовала потребности в частых омовениях, она все-таки хлопотала, чтобы доставить удовольствие Саре.
В первый день Рождества Сару посетили Гак и Лукан; свидание происходило в разгороженном коридоре, причем арестанты стояли с той стороны, которая примыкала к камерам, а посетители — с другой; надзиратели были обязаны присутствовать при свидании.
Гак дала себе слово не плакать, но строила такие гримасы, что Сара воскликнула:
— Не надо сдерживаться, дорогая Гак, вы можете плакать…
И они плакали и смеялись одновременно.
Гак принесла массу новостей: передав поздравления Франсуа и Вильяма, она пустилась в красноречивое описание образа жизни леди Дианы и «графа».
Сначала Сара не поняла, о ком идет речь, потом сообразила, что Гак говорит о Роберте и говорит очень недоброжелательно.
— Он страшно важничает, мисс Сара, но, несмотря на все свое самодовольство и чванство, он самый несчастный человек в мире. Он прекрасно знает, что никто так хорошо не относился к нему, как вы, и, наверное, раскаивается в своем поведении.
Маркиз де Клев поручил Лукану передать Саре свои лучшие пожелания.
Сам Лукан показался Саре еще изнуреннее, чем прежде.
— Вы выглядите лучше, чем я мог этого ожидать, — сказал он ей, — но в случае, если вы заболеете, я немедленно переведу вас в больницу. У меня есть возможность сделать это. Не нуждаетесь ли вы еще в чем-нибудь? Вам осталось томиться только восемь месяцев.
Саре очень хотелось расспросить его о Жюльене, но она не смела, помня предостережение Колена. Между тем изящная фигура Лукана по ту сторону решетки и даже его руки в узких манжетах странно напоминали ей Жюльена, особенно правая рука с золотыми часиками около кисти. Мелочи чаще, чем серьезные вещи, пробуждают в нас воспоминания о прошлом.
О, если бы эти руки действительно принадлежали Жюльену!
Гак не плакала, прощаясь с Сарой.
— Через три месяца мы снова увидимся здесь, — сказала она.
Сара прислушалась к их замирающим шагам, потом вернулась в камеру, где Кориан напрасно ждала Ческо. Они в молчании встретили сумерки: на душе у обеих было слишком тяжело для разговоров. Снежные хлопья мелькали в окне, еще усиливая чувство отчужденности и точно хороня под своим белым покровом даже воспоминания о прошлом.
Сара постаралась стряхнуть с себя оцепенение и протянула Кориан руку.
— Кориан!
— С наступающим праздником, не так ли?
И Кориан уже смеялась, не успевая утирать слезы, которые, смывая тушь, черными полосами струились по ее лицу.
— И все-таки он мог бы навестить меня, этот… — последовал нецензурный эпитет.
Сара уже привыкла к подобным выражениям.
— И все-таки он мог бы навестить меня… — повторила она мысленно только первую половину
